— Что слышала.
Гёст поднялся на ноги, снял с себя кожаную куртку и кинул ее на диван. Под ней — серая рубашка с широкими рукавами странного покроя. Либо сделанная на заказ, либо сшитая в другом столетии.
— Не буду я тебя убеждать. Лучше веди меня к старику.
— О, до него добраться мы всегда успеем.
Он принялся расстегивать себе пуговицы на вороте.
Я судорожно сглотнула, в горле запершило.
— Лучше все-таки сейчас.
— Я так не думаю.
От безысходности я ощутила себя загнанной в угол. По сути, Анри предлагал мне выбор без выбора: либо перешагнуть через нравственность, либо умереть. Но выбирать я не собиралась. Чтобы оставаться в живых чуточку дольше, нужно было создать иллюзию полезности. И желательно — в качестве пленницы, которую трогать нельзя.
— Анри, лучше возьми меня в заложники. Попробуй поторговаться со стариком, обменяй меня на что-нибудь. Ты ведь явно не хочешь путешествовать по миру с пустыми руками.
— Несомненно попробую. — Гёст продолжал возиться с воротом, будто специально растягивая время. Его явно забавляло то, что происходит. — Но тебе это как поможет? Думаешь, когда я уйду, ты будешь с ним сидеть, пить чай и мило болтать о погоде? Не для того он потребовал меня тебя притащить. Сама, наверное, понимаешь.
Планы с убийством Тамзина растаяли также стремительно, как снег, выпавший в июле. Глупо было надеяться на помощь Гёста, как и на его благоразумие. Но, быть может, его еще возможно запугать?
— Анри, ты же не хочешь нажить себе врага? Старик вряд ли обрадуется, если узнает, что кто-то еще играл с его игрушкой. И будет очень зол.
— Игрушкой? — Гёст широко улыбнулся, оскалив зубы. Мои речи про Тамзина его нисколько не обеспокоили. — Вот, значит, как ты себя расцениваешь?
— Сейчас — да. У неодушевлённых предметов нет выбора. И у меня его тоже нет.
— Почему же нет? — Анри опять присел возле меня и потянулся рукой к моему лицу. Горячие намозоленные пальцы коснулись щеки и заскользили вниз, к шее — я аж содрогнулась от такого отвратительно интимного прикосновения. Все равно что чувствовать, как ядовитый паук ползет по коже. Я не сомневалась, что, если дернусь или попытаюсь отвернуться, крепкая рука Гёста тут же сомкнется на моей шее и «прелюдии» на этом закончатся.
Пальцы зацепились за ворот кофты, как и нож. На лице Анри проскользнуло раздражение.
— Выбор у тебя есть, — вполголоса произнес он, тихо и успокаивающе, — и пока ты склоняешься в его правильную сторону. А это… — Гёст вытащил у меня из руки отцовский нож, который, оказывается, я до сих пор крепко сжимала в ладони. — Тебе больше не пригодится.
Вот и все. Идеи у меня закончились. Я понятия не имела, как мне сбежать и у кого просить помощи. Достать телефон из кармана и позвонить на номер Салли, надеясь, что ответит Тамзин? Смешно. За спиной одного маньяка от второго не спрятаться.
— Знаешь, мне действительно тебя жаль. — сказал Анри с легкой тенью ухмылки. — Такой судьбы никому не пожелаешь.
Может он говорил спокойным тоном, и сожаление в его голосе казалось неподдельным — но в то же время меня неожиданно окутал холод. Я обратила к Анри взгляд и опять что-то знакомое промелькнуло в его лице. Изгиб губ, подрагивающее веко.
— Нет. Не может быть!
На меня нахлынул ужас прозревшего слепца. Наступивший миг, когда на тебя обрушивается быстрое осознание правды, ощущается не менее жестко, чем удар ножа.