Сказав это, Ная грациозно спрыгнула на землю. За ней не столь грациозно спустилась и Вирен.
– Моя нога, проклятье! В чем-то Ная была права. Вирен мечтала воочию увидеть легендарного белого чокобо Трюкача, о котором на священной горе Бур-Омисас ходило столько слухов. Были и такие, что, на самом деле Трюкач принадлежит легендарному паладину Зигфриду, сумевшему одолеть грозного дракона Фафнира, а ныне охраняющего Священную гору от всяческой нежити. Возможно поэтому сюда еще не пробрался ни один ходячий мертвец с Парамины, а ведь они там бродят сотнями, особенно по ночам. Честно говоря, мертвецы никогда не приближались и к Вирен, и это было основной причиной, по которой та столь часто сопровождала Наю. Так или иначе, местные легенды будоражили душу девушки. Она чувствовала, что в них что-то есть. И нарисовала в своем живом воображении образ рыцаря, облаченного в золотые доспехи, стоящего где-то на высокой скале в сгущающихся вечерних сумерках, и держащего меч, подобный языку ярчайшего пламени. При таком страже ничто враждебное не посмело бы и близко подойти к мирной обители монахов и обездоленных. К последним относилась как сама Вирен, так и ее подруга Ная, которой тоже вроде некуда было теперь идти. И вот уже два года обе девушки не знали другой жизни. Со временем лагерь заменил им дом. Вирен подошла к убитому волку. Нет, вдвоем им ни за что не дотащить такую тушу. Нужно освежевать ее, пока другие хищники не попортили шкуру, да прихватить голову для местного знахаря. Достав из чехла охотничий нож, Вирен уверенно принялась за дело. – Эй, Ная, а помочь? – Вир, э, ты ведь знаешь… – Фу-фу-фу, боимся испачкать ручки! А еще охотница! Давай, помогай, иначе торчать нам здесь до ужина. Или же дуй домой!
После того, как девушки управились со шкурой, Вирен отрезала волчью голову и, хохоча, бросила ее Нае.
– Лови!!!
Виеру передернуло, но голову она все же удержала.
– Какая ж ты! – Тогда шкуру неси. Любишь кататься – люби и в стойле убираться! – Я и говорю – зараза! – Ненавидим кровь – любим морковь, верно, Ная? – Ну, все, сейчас точно получишь стрелу в свою тощую задницу!!! – Смотри стрелу не повреди, родная! Нагруженные добычей, девушки направились к лагерю. Они шутливо переругивались, подтрунивали друг над дружкой, смеялись. И это время было самым радостным и беззаботным в их жизни. Подруги не могли знать, что пройдет какой-то месяц, и от их беззаботности не останется и следа. Ее место займет страх, недоверие и растерянность. А пока, будущее казалось бескрайним океаном чудесных возможностей и волнующих приключений. В глубине души, девушки уже были готовы покинуть тихую гавань и отправиться в далекое волнующее путешествие. Ивалис ждал. Наступил вечер, а вместе с ним пришло заметное, но уже привычное похолодание. В утепленной, благоустроенной самими девушками палатке, падение температуры почти не ощущалось. Охотницы поужинали приготовленной на костре пищей, в который раз насладились красивым горным закатом, и стали готовиться ко сну. Здесь все ложились довольно рано. И подруги не являлись исключением. Вот только иногда их беседы затягивались до глубокой ночи. Так было и на этот раз. – Скучно живем, ты так не считаешь, а, Ная? – молвила Вирен. – Я тут, вообще-то, заснуть пытаюсь! – Нет, ну признайся, когда ты путешествовала со своей матерью по Ивалису, жизнь была намного интересней и разнообразней! – Ты, видимо, хочешь сказать – скиталась? Но, да, безусловно, было интереснее. – Если бы не вы, я наверняка погибла бы в том лесу. – Во всяком случае, мы бы с тобой сейчас тут не беседовали. – Сколько времени с тех пор прошло? Года два? – По мне, так уже лет десять. – Вот и я говорю, тоска смертная. Кроме того, какое у нас здесь будущее? Жить в палатке? Охотиться на всякое зверье? Помогать кильтиям в храме? Что нас с тобой здесь держит? – Но Вирен, разве ты не беседовала с Анастасисом, когда помогала при храме? – Да, но, должно быть, не совсем хорошо его поняла. Он говорил, что на мне все еще лежит огромный тяжелый камень, который, если я сдвинусь с этого места, тут же покатится, став причиной множества бедствий и смертей, в том числе и на этой священной земле. Если кильтий имел в виду некий грех, я бы с превеликим удовольствием исповедовалась перед уходом, но, боюсь, с этим ничего не выйдет. – Э, звучит довольно зловеще. Да что такого ты могла сделать? Ведь это не ты уничтожила Набудис? – А если и вправду я, что тогда? – Разумеется, это не ты, иначе сама бы погибла бы в первую очередь. Это сделала империя. И все, кого ты тут видишь, так же стали жертвами ее захватнических действий.
Вирен печально вздохнула:
– Да, Ная, ты, пожалуй, права. Кто я вообще такая, чтобы от меня хоть что-то зависело? Просто еще одна пострадавшая от войны, как и все прочие здесь. Но, зачем тогда Великому Кильтию все это мне говорить? И вот еще что странно – как я смогу навредить Святой земле, если вместе с моим «камнем» буду далеко?