- Уходить тебе нужно, Кристиана, – сказала мать мне, в очередной раз, отбивая от баб. – Ты бы в правду к таххарийцам подалась. От туда весточку дала. А я бы Лидко потом, как вернется, сказала, где искать тебя.
- И вправду надо, – вздохнула я тяжко.
В ту ночь я снова не смола уснуть. Теперь же не мерещилась Крыса мне, а видела ее, как живую. Или живую и есть. Так как сидела она на сволоке под самым потолком, хвост свой голый свесив, да шевелила усами, будто говорила о чем. Да только была больше обычной, да с боками сытыми. Та темнотой в глазах такой, что у самой на душе темно становилось. А вот страха не было больше, только чувство, что ничего уже не изменить.
- Предупредить меня пришла? – спросила я у Крысы.
Она же только запищала, словно засмеялась злорадно.
- Ну и леший с тобой, – махнула я рукой и стала собираться в дорогу. – Я от тебя и не ждала добра.
Наутро по улицам Дубнов проехал денмаркийский военный отряд. Да не просто въехал, а с криками, гиканьем и зажженными факелами. Их человек двадцать было, в латы закованных в шлемах и на добрых конях. Из мужиков в городе остались разве что юнцы безусые, да деды седые, а то бабы, дети, да девки.
Я же еще утром в перешитые на себя Лидковы штаны оделась, куртку теплую, сапоги. Только платок, который на голову повязывала, женой будучи, сняла. Лучше пусть сразу видят, с кем дело имеют. Из пожитков своих две рубахи взяла, да жилетку. Подарок же воеводин, так на столе и оставила.
- Ну, вот и пора мне, мам, - сказала я Ливке.
- Да ты что совсем сдурела? – вскинулась Ливка, бросив на пол узелок, в который скидала самое ценное, да думая, как бежать. – Ты чего удумала-то?
На то я только улыбнулась грустно, да, подхватив свой узелок, вышла навстречу денмаркийскому отряду.
Глянула, отыскивая главного, да к нему и пошла.
- Здрав будь, воевода. – сказала я, глядя на него снизу. – Ты бы не спускал псов своих, а при себе держал.