— Я из Америки, с Севера; но родители мои из России, они бежали из страны, когда начался террор. Я была тогда ещё ребенком, почти ничего не помню, но говорили, это было очень страшно. Тогда все бежали. Все, кто хотел жить свободной жизнью. Я благодарю Господа Бога, что сейчас у меня есть такая возможность.
— Какой террор? — не понял Шнайдер.
— Красный террор, — ответила девушка и замолкла.
Шнайдер изумлённо посмотрел на незнакомку. На вид ей было не больше двадцати пяти лет, и она никак не могла застать волну эмиграции из России после прихода к власти большевиков. Она не могла даже застать период правления Сталина, в те годы тоже террора хватало. Он не мог понять, о чём она говорила.
— В каком это году было? — спросил он, но девушка предпочла не отвечать.
«Сумасшедшая», — подумал Шнайдер и прибавил газу, желая побыстрее отделаться от странной попутчицы.
Девушка прикрыла глаза, откинулась на сиденье и, казалось, уснула. Шнайдер тоже вскоре расслабился. До отеля оставалось минут пятнадцать быстрой езды. И вдруг незнакомка резко открыла глаза и прямо подпрыгнула на сидении.
— Поворачивайте, сейчас же! — закричала она и начала вырывать руль из рук Шнайдера. У неё были очень холодные руки, как у покойницы.
— Эй, эй, успокойся, оставь руль, здесь некуда свернуть! — Шнайдер пытался отбиваться и одновременно следить за дорогой.
При всей её субтильности, у девушки была железная хватка, она тянула руль на себя, тем самым подвергая их риску разбиться всмятку о первое дерево.
— На встречную полосу. Сворачивай же, Кристоф! — она закричала прямо ему в ухо.
«Откуда она знает моё имя?» — пронеслось в голове у барабанщика. Он продолжал отбиваться и наконец смог справиться с сумасшедшей.
С огромным трудом он смог вернуть машину на свою полосу и затормозить, а когда он повернулся к девушке, чтобы высказать всё что о ней думает, то на пару секунд даже не поверил своим глазам.
На сидении рядом с ним сидел разлагающийся труп. За одно мгновение отвратительный сладковатый запах гниющей плоти заполнил машину, в пустых глазницах покойницы копошились белые черви, падая ей на колени, они расползались по всему салону. Платье её, еще минуту назад белое и чистое, вдруг, прямо на глазах, рассыпалось в прах, открыв взору ударника отвратительные почерневшие кости, кое-где покрытые ошмётками бурого мяса. Шнайдер на ощупь открыл дверцу со своей стороны, благодаря Бога за то, что с его дверью всё в порядке, и попытался выбраться наружу. И тут труп повернул к нему голову: ещё больше червей полезли из глазниц, из ушей, изо рта.