— Уф… Шнай, извини, мне нужно срочно отлить. Всё-таки мы выпили слишком много кофе, — Рихард виновато улыбнулся и встал из-за столика.
— Туалет внутри, — Шнайдер указал рукой на двери кафе. — Зайдёшь и сразу налево. Там увидишь.
Внутри кафе оказалось огромным. Высокий потолок, украшенный рисунками ручной работы, изображающими океан во всей его красе, стеклянные круглые столы, справа, на возвышении, синтезатор, подключенный к двум здоровенным и неуклюжим колонкам, в глубине почти не заметный на первый взгляд бар. Здесь пахло кофе и выпечкой. Сейчас внутри почти не было посетителей, но Рихард представил, что вечерами, когда заходит солнце, нарядные туристы заполняют это кафе, на столиках горят свечи, и музыка льётся из открытых окон. На Рихарда никто не обратил ни малейшего внимания. Бармен продолжал лениво протирать бокалы, а официантки лишь мельком взглянули и тут же вернулись к оживлённому разговору. Он повернул налево и, как и сказал Шнайдер, увидел дверь в туалет.
Зайдя в кабинку, Круспе закрыл дверь на задвижку и достал мобильный телефон. Идя сюда, он был полон решимости позвонить всем участникам группы и в срочном порядке позвать их в Перу, чтобы помочь ему вытащить обезумевшего Кристофа в аэропорт, уговорить его сесть в самолёт, а если понадобиться, то затащить силой. Но сейчас он не знал, что будет говорить им. Пауль, несомненно, поднимет его на смех, Флаке посоветует перебраться в Берлин, потому что на него плохо влияет не только Нью-Йорк, но, по всей видимости, и любой другой город, находящийся за пределами Германии. Олли предложит успокоиться и поговорить со Шнайдером, а Тилль… А вот что скажет Тилль? Рихард почему-то думал, что на этот раз солист не пошлёт его, к тому же он знал слабость Тилля к Южной Америке и решил сыграть на этом. Он набрал номер и стал ждать. Сначала не было даже гудков, но, когда Рихард уже решил отключаться, пошёл слабенький сигнал. Он прикинул в уме разницу во времени — в Берлине сейчас должно быть около четырёх часов вечера.
Тилль, наверное, дома, смотрит телевизор, развалившись в удобном кресле — наслаждается законным отдыхом. Гудки шли, но никто не брал трубку.
— Проклятие, — тихо выругался Рихард и, подождав ещё немного, отключил телефон.
Он закрыл крышку унитаза и уселся на неё, не зная, что же делать дальше. Он снова набрал Тиллю, но на этот раз даже не смог дозвониться, не было сигнала. Здесь сильно пахло чистящими средствами, и Круспе чихнул. Посидев ещё пару секунд, Рихард поднялся и уже потянулся к задвижке на двери, как телефон в его руке зазвонил. Он посмотрел на номер и чуть не вскрикнул от радости — это был Линдеманн.
— Алло, Тилль, я так рад, что ты перезвонил, — сказал он, не дожидаясь пока вокалист скажет хоть что-нибудь.
— Это не Тилль, — ответили женским голосом. — Не звони ему, это бесполезно.
— Что? Кто это? Девушка, дайте трубку Линдеманну.
— Его здесь нет, слава Господу. Но он будет здесь, как и ты, правда, очень нескоро.
— Почему? Где он? И вообще, почему вы пользуетесь его телефоном?
— Это не его телефон, это вообще не телефон. Ты видишь то, что хочешь видеть. В тебе сильна вера, хотя ты сам об этом не догадываешься.
— Что значит «не его»? И вообще, вы что там совсем с ума все сошли. Хватит меня разыгрывать, он мой друг, меня зовут Рихард Круспе, вы должны знать, кто я. Позовите Тилля, и хватит этих шуточек.
— О, маловерный, ты был призван сюда помочь, но что ты делаешь? Ты смотришь в глаза его и говоришь, что любишь его как брата, а сам бежишь прочь и хочешь словом очернить его. Покайся, приди к нему и покайся.
— Да что за бред? Где Тилль, чёрт подери?! Прекратите эти шутки. Я не знаю, кто вы, да и не хочу знать, мне глубоко безразлична ваша судьба. Но если вы сейчас же не дадите трубку герру Линдеманну, то клянусь небом, я устрою вам такую весёлую жизнь, что вам и не снилась!
— И сказал Иисус: «А я говорю вам: не клянитесь вовсе — ни небом, потому что оно престол Божий; ни землёю, потому что она подножие ног его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоска сделать белым или чёрным». Не делай вид, будто не понял, кто я, я знаю о тебе всё, все твои страхи и сомнения, все твои тайны и желания. Вернись за столик и покайся перед другом своим во лжи своей. Помоги ему, он не справится один. Его душа рвётся домой, но я не могу отпустить его, пока не могу. Поддержи его, не дай сойти с ума от одиночества, не дай сотворить грех смертный. Я говорю тебе, мысли о самоубийстве уже посещали его. И посещали не раз. Не дай искусителю нашептать на ухо ему заманчивых слов. Кристоф ждёт тебя, так приди к нему.
— Я не верю в тебя! Я не верю! — Рихард отключил телефон и со всей силы швырнул его об пол. От удара телефон разлетелся на части.
— Ты не хочешь верить, но ты веришь! — услышал он. Голос шёл отовсюду: из холодных бетонных стен, из кафельного пола, из вентиляционных решёток, из открытого окна, заглушая шум проезжающих машин и щебетание птиц.
— Оставь меня в покое! Замолчи, — он закрыл уши руками и снова сел на унитаз, уткнувшись головой в колени.
— Помоги мне найти успокоение, и я помогу тебе, — голос звучал теперь в его голове. — У вас есть карта, так не теряйте время.
Рихард вскочил на ноги, нащупал задвижку, выскочил из кабинки и выбежал из туалета. Официантки разом повернулись. Одна из них, та, что обслуживала их, поднялась с места и направилась к нему.