— Я не вожу уже много лет, я слеп и стар. Ничем я вам помочь не могу. Идите пешком по дороге и выйдете на трассу, — старик сел на табурет, вытянув перед собой ноги, и Шнайдер обратил внимание на то, что его домашние тапочки продрались на больших пальцах, и в эти дырки были видны кривые жёлтые ногти.
— У вас нет сердца. Неужели вы не понимаете, что я уже не в состоянии идти, мне холодно, меня знобит, я, в конце концов, голоден, — Шнайдер не удержался и посмотрел на мясо в тарелке. — Я хочу выпить горячего чая. Вы можете дать нам хотя бы это? Мы заплатим вам, у нас есть деньги.
— А что это с твоим другом, чего это он уставился на дверь в мою спальню? И почему у него губы разбиты? Ягуар двинул в челюсть? — спросил старик, проигнорировав просьбу Шнайдера.
Кристоф снова повернулся к Рихарду, тот, как и минуту назад, не отрываясь, смотрел на дверь.
— Рихард, чего ты там стоишь? — позвал он, но Круспе даже не пошевелился. Глаза его были полузакрыты, руки плотно сцеплены в замок на груди. Поза была такой неестественной и странной, что Шнайдер испугался, не случилось ли с Рихардом чего-нибудь ужасного. Он сразу подумал о девушке-призраке, огляделся, но никого не увидел. Тогда он подошёл к Круспе и потряс того за плечо.
— Рихард, что с тобой?
Круспе не отвечал и не поворачивался.
— Рихард, — крикнул Шнайдер, продолжая трясти его за плечо. Наконец, Круспе, словно очнувшись от глубокого сна, медленно повернул к нему голову.
— Что? — спросил он.
— Что ты там увидел?
Круспе снова посмотрел на дверь, но на этот раз она уже не завораживала его. Он провёл рукой по лицу, словно стряхивая невидимую паутину, и, повернувшись к Шнайдеру, глупо улыбнулся.
— Нет, ничего. Задумался просто.
— Да он у вас чокнутый совсем, — сказал старик и, с трудом поднявшись с низкого табурета, пошёл к двери в спальню. — Я сделаю вам чаю, вы выпьете его, съедите мясо и уберётесь из моего дома вон. И меня больше ничего не интересует. И, между прочим, у меня ещё есть сердце, что бы ты не думал, — он повернулся к Шнайдеру и ткнул в него кривым пальцем. — Нечего меня обвинять.
Старик скрылся за маленькой дверью, оставив Шнайдера и Рихарда.
— Он сказал, мы можем есть его мясо? — тихо спросил Шнайдер и, оторвав взгляд от тарелки, взглянул на Рихарда. Фраза получилась неоднозначной, но лидер-гитарист не обратил на это внимания.
— Мне тоже так показалось. Так может нам… — Рихард не договорил; сглотнув слюну, он медленно подошёл к столику и наклонился над тарелкой. Запах сводил с ума.
— Думаешь? — Шнайдер стоял у него за спиной и тоже с вожделением смотрел на аппетитный кусок.
— Тьфу ты, Шнайдер. Какого чёрта, мы что, нищие совсем или голодные? Не станем же мы объедать старика.
— Так мы же заплатим. И к тому же я действительно очень голоден, зверски просто, — словно в подтверждение его слов желудок издал протяжный стон.
Рихард посмотрел на Шнайдера, потом на тарелку, потом снова на Шнайдера и, не выдержав, взял тарелку в руки.
— Пополам, не смей всё сжирать. Я тоже голоден как пёс дворовый. Не думал я, что когда-нибудь до такого дойду. Ходим по домам и попрошайничаем.
— Вилки нет, — Рихарду было уже глубоко наплевать на сомнения, терзающие барабанщика.
— Так, может, подождём его, — Шнайдер кивнул головой на дверь, куда ушёл старик.
— А если он передумает? Нет, не буду я его ждать, — Рихард взял кусок одной рукой и откусил.
— Я же сказал, мне оставь!
— Я оставлю половину, — Рихард говорил с набитым ртом, и оттого его речь стала малопонятной.
— Я не буду надкусанное тобой есть, что за хамство, Круспе?! Оторви кусок и дай мне.
— Как я его оторву?! На, сам рви, тоже мне, брезгливый какой! — Рихард протянул Шнайдеру кусок, не выпуская его из руки. Кристоф взялся за краешек и потянул, но мясо было жирным, и пальцы соскользнули.
— Так ничего не получится. Дай мне его в руки, и я разломлю.
— Нет.
— Что значит «нет»?!