Он заколебался, очевидно решая, играют ли еще с ним или уже нет, и наконец буркнул:
— А тебе какое дело? Ты здесь для того, чтобы подчиняться моим желаниям. Я тебе заплатил, и щедро, забыла?
Вэл пересекла комнату, вынула деньги Лу и швырнула в него. Крупные, вдвое больше долларовых, банкноты усеяли кровать ярким конфетти.
— Забирай свои гребаные деньги. Мне они не нужны. Я тебе не шлюха какая-нибудь.
— Тогда... зачем?..
— Из скуки. Из желания с кем-то перепихнуться. Из... сама не знаю... может, по той же причине, что заставляет тебя покупать туфли... затем что не в силах остановиться.
Она и так сказала больше, чем собиралась. Злая на него и себя, Вэл оделась и, вызвав такси, спустилась к двери в подъезд. Не могла оставаться в квартире Лу ни минуты. Потворствовать какой-либо одержимости, кроме своей, было невыносимо.
Такси не заставило себя ждать. Не испытывая желания возвращаться в гостиницу, Вэл назвала другой адрес.
К Маджиду.
Из затененной ниши в здании напротив Брин смотрел, как Вэл садится в машину.
Прекрасно, пусть уезжает. Он знает, в каком отеле ее искать, и пересечется с ней завтра. Возобновит давнее знакомство. В конце концов, вероятность случайно столкнуться не так уж мала. Он тоже много путешествует. Тоже предпочитает роскошные старинные отели как плацдарм для вылазок на поиски удовольствий в менее респектабельные районы. Все-таки они с Вэл были друзьями. Она, вероятно, обрадуется встрече. Как и он.
А пока у него есть чем заняться.
Не потому что Вэл есть дело до этого толстопуза. Скорее всего, она даже не узнает о его гибели. Просто хочется кого-нибудь убить, а ее саму пока не готов. Нет, он ждет смерти Вэл слишком давно и связывает с ней слишком большие ожидания, чтобы растранжирить такое событие ради нескольких минут расчлениловки. На Вэл понадобится время. В конце концов, жертвы убийств чем-то сродни любовникам. С некоторыми вполне достаточно одной ночи, а с другими не утолишь голод, даже устроив себе долгий медовый месяц.
Вэл, он чувствовал, заслуживает медового месяца.
Брин поднял взгляд на окно четвертого этажа, которое все еще слабо светилось.
Наверное, Толстозадый меняет простыни или смывает с гениталий запах секса.
Перейдя улицу, Брин вошел в здание. Мысль о том, что вот-вот произойдет, приятно бодрила.
Вэл принадлежит ему, а попутно можно пособирать и ее товарищей по играм. Сегодня одному толстяку предстоит испытать на себе «Быстрое похудение по Артуру Брину». Потерять уродливые жировые складки, целлюлит, а может, и кости. Стать тенью себя прежнего и в высшей степени отвратительным трупом.
6
К тому времени как Вэл пересекла дворик, ведущий к убогому обиталищу Маджида, луну скрыли облака. Она шла быстро, высокие каблуки выбивали нервное стаккато о каменную мостовую, сердце встревоженно колотилось о ребра.
У подножия лестницы Вэл замешкалась, продумывая свои действия.
Что она здесь забыла? Маджиду нельзя доверять, он законченный наркоман и опытный манипулятор, чьи связь с реальностью и пол равно сомнительны. Своим возвращением она лишь потешит его самолюбие и...
Но есть ли другой выбор?
Можно поехать в Париж. Махнуть в Азию либо вернуться в Штаты. Или поселиться в соседней с мамой палате и тихо гнить. Можно отправиться куда угодно.
Только никуда не хочется. Всюду одно и то же, отличие лишь в климате, архитектуре и географическом положении. Все люди, как только привыкнешь к языковым особенностям, обычаям и цвету кожи, неизбежно оказываются одним и тем же человеком, тем же телом, которое она уже трахала и бросила, пресытившись.
Собственно, осталось лишь одно место, которое она еще хочет увидеть. Если то существует, конечно. Если Маджид поможет туда попасть.
Наконец, подгоняемая собственной неугомонностью, она преодолела последний пролет лестницы и постучала в дверь Маджида.
Никто не отозвался.
Она шлепнула по двери ладонью.
— Маджид! Это Вэл!
Заскрипел пружинный матрас, затем зашаркали ноги — словно глубокий старик из последних сил тащит себя к двери.
Моргая, из нее выглянул Маджид. Бледно-серая шелковая рубаха, как туман, льнула к телу, очерчивая груди с горошинами сосков. Лицо покрывала испарина. Полные губы покраснели, будто изжеванные.
— Я думал, ты вернулась в Париж.
— Нам нужно поговорить.
— О чем?
— Сам знаешь.
Маджид призадумался.
— Уже поздно. Приходи завтра.
— Нет.