В потоке мыслей Марк и не заметил, как в его руках оказалась царапанная эмалированная кружка, дымящаяся моховым напитком. Теперь бродяги вспоминали о том, как до Гражданской во дворах резвились дети.
«Они непременно спились бы, — подумал Марк про собравшихся. — Если бы только можно было где-то достать спирт».
А все-таки хорошо, что такой возможности у них не было. И они стояли с философскими, меланхоличными выражениями на лицах, предаваясь дурману грез о прошлом. Марк вдруг ощутил себя частью этого странного подмостового братства.
Энигма появилась незаметно, словно все время присутствовала на утреннем собрании. Марк увидел ее, когда она вслед за остальными пошла мыть тарелку в реке. Он бросился к ней, поприветствовал, но допрашивать не стал. Думал, сама все расскажет.
Она лишь таинственно улыбнулась и запела, полоща посуду в воде:
— Не хочу я умирать, — тут же ответил Марк, отряхивая тарелку. — Хочу без смерти начать новую жизнь. Вместе с Ивой.
Под мостом в речке заплескалась рыба. Издалека доносились гудки и шипение Тканевого завода — необычное для него оживление. В последние годы этот завод заметно снизил деятельность, не хватало работников. Марк думал, что всему виной было форсированное развитие машиностроения и производства роботов. Еще до войны шла активная пропаганда, а после, когда выбор профессии перестал быть делом добровольным, многих направляли обучаться именно в эту сферу. Затем определяли на соответствующие должности. К тому же, война забрала с собой немало жизней, в том числе жизней работников. А после войны — ужесточение режима и многочисленные аресты. И Зверь.
Тканевый завод казался Марку куда более симпатичным местом для работы чем то, куда его насильно определили. Он предпочел бы трудиться над тканями, чем над машинами. И пугающая цитадель, центр политической жизни, была далеко, в отличие от современных заводов, построенных вокруг нее.
— Узнав о том, кем ты являешься и в каком мире живешь, ты по-прежнему хочешь найти ее?
— Теперь я хочу найти ее больше прежнего. Мир оказался не таким, как я думал. У меня словно земля из-под ног ушла, и теперь мне особенно нужно быть рядом с ней, — Марк спрятал лицо ладонью, подавляя слезу. — Я надеюсь, что она еще жива.
— Оставь надежду всякий здесь живущий.
— Очень жестко с твоей стороны, — он рассердился. — Даже не верится, что прошлым вечером ты тут нюни распускала.
— Убери надежду, и твои мучения пройдут, — Энигма вопросительно наклонила голову. — Думаешь, я бы так страдала, не будь у меня надежды?
— О, так фарфоровая кукла все же на что-то надеется? — сухо отрезал Марк.
— Очень жестко с твоей стороны, — повторила за ним Энигма, но обиды в ее тоне не прозвучало.
— Без надежды я остался бы дома и умер там в одиночестве от голода. Если бы за мной не пришли, конечно. Но я вышел на улицу, вслед за этой самой надеждой. И узнал удивительные вещи о своем мире.
— И что, полегчало?
— От твоего появления стало только хуже.
— Вот как? Что ж, — Энигма задумчиво поглядела на солнце, утопающее в тучах. Светило стало невероятно бледным, и все же она щурилась, от чего ее пушистые, словно покрытые инеем ресницы почти сомкнулись. — Давай-ка с тобой прогуляемся. Вслед за надеждой. Но сначала нам нужно переодеться.
Марк удивился и стал расспрашивать, но ответов не последовало. И все же тяжелая после ночи голова вдруг полегчала, и мысли как-то оживились. Вскоре они ушли из лагеря.
Неподалеку зашипели створки трамвайных дверей, после чего послышался стук колес. Марк задрал голову. Вскоре над ними прополз набирающий высоту транспорт. Трамвай укатился высоко в небо и скрылся между высотками.
Они повернули за угол и наткнулись на двухэтажную остановку. Внизу были двери лифта, сверху — посадочная площадка. Марк поправил каску, в экипировке разнорабочего он чувствовал себя непривычно. К тому же, форма была ему явно великовата. Энигма шла рядом, одетая в серо-желтый костюм дорожного техника — такие люди обычно лазили в колодцах, налаживая работу подземных коммуникаций. Сейчас ее точно было не узнать: комбинезон покрывал все тело, вплоть до головы с волосами, лицо закрывала защитная маска, а белоснежные руки надежно спрятаны в толстых перчатках.
В таком виде они могли в любую минуту забраться в какой-нибудь колодец, и никто даже не посмотрел бы в их сторону.
— В баре ты была одета более откровенно, — произнес Марк.
— Как я могу наслаждаться приличным заведением, напялив на себя кротовую униформу?