Арни, имевший обыкновение совать любопытный нос во все новые для него зачины, предложил Сигурни помощь в деле исцеления казначея. Возможно, он думал, что впоследствии станет великим лекарем и богачом. А может, просто хотел научиться лечить казначеев от пляски. Об этом и Арни, и история вместе умалчивают. Сигурни согласилась, и Арни в течении четырех дней пришлось месить в специальной посуде целебное снадобье из двух пометов. Но, как говорится, если ты назвался лекарем, то свой сахар ищи в моче больного. Арни стоически вынес испытание и в конце был-таки вознагражден.
Дело в том, что Арни и сам до зарезу нуждался в лекарстве - но лекарстве особого рода. Он все еще никак не мог избавиться от своей безнадежной любви к приемной племяннице ярла, и, честно говоря, мучался несказанно. Бросало его то в тоску, то в ярость, временами он хотел упасть на меч, а временами напротив - порубить в большой котел для рагу самого светлейшего господина ярла, что было бы совсем уж нехорошо, потому что одним махом сделало немалое число воинов проклятыми навсегда людоедами, хоть и не ведающими, что творят.
Такое состояние мужчины заметила бы любая женщина, и тетя Сигурни, конечно, тоже сразу заметила. Может быть, оттого она и дала Арни упомянутое задание, ибо когда человек месит помет в прямом смысле, он чаще всего забывает его месить в переносном. И вот, пока Арни месил то, что ему задали, тетенька Сигурни изготовила для него простое, но весьма эффективное (как, заметим в скобках, и все, что она делала) отворотное средство. Это отворотное средство не было так тяжело для души, как лекарство, коим потчевали казначея, и Арни, не колеблясь, принял его внутрь - терять ему все равно было нечего. Зелье, изготовленное из вымоченных в забродившем меду желчных пузырей красноглазых песцов-альбиносов, отрезвило Арни. Тетушка Сигурни потом рассказывала, что порошок из растертых пузырей ей подарила одна лапландская колдунья, и что зачарованные звери эти нигде, кроме внутренней Лапландии, не водятся. Они никогда никого не любят, потому-то зелье такое действенное.
Арни, которого песцы ценою желчных пузырей спасли от своего вожака - Большого Песца, который, как уверены мрачные лапландские колдуны, всех нас тем не менее поймает в конце концов, - так вот, отрезвевший Арни стал на некоторое время светел, тих и задумчив. Тетеньке Сигурни такой Арни, кажется, пришелся по нраву. Она стала брать его с собой на вечерние прогулки по берегу моря, пока казначей, заряженный порцией снадобья, мирно спал, и гиппократам можно было немного отдохнуть. Арни и Сигурни развлекались, кидая в море плоские камешки (Сигурни так мастерски умела это делать, что у нее голыш начинал вертеться по спокойной воде, как собака за собственным хвостом), и беседовали о странностях бытия. Сигурни рассказывала Арни про интересные свойства так называемых "бегающих" валунов и учила его предсказывать погоду по полету морских птиц. И совершенно неизвестно, куда бы все зашло с того момента, как Сигурни стала внимательно и оценивающе посматривать на Арни, и чем бы это обернулось для самого Арни, если бы Сигурни приняла относительно него решение, но тут...
Но тут случилось непредвиденное событие, которое все и прекратило. Ко двору ярла прибыла знаменитая колдунья Хейд, и Сигурни быстро уехала, бросив под нос несколько презрительных слов. На этом их с Арни странная дружба тогда прервалась.
Чувства, которые Арни испытывал по поводу неожиданной встречи, были смешанными. С одной стороны, Сигурни была гораздо приятнее конкурентов, да и сделала она в свое время для Арни, прямо скажем, немало. Не помнить этого значило быть совсем уж неблагодарной свиньею. Арни, при всех недостатках, такой не являлся. С другой же стороны, были и "но", как и во всем, что с нами происходит под принадлежащими этим богам небесами.
Например, Арни знал, что в молодости, прежде чем стать лекаркой, тетенька Сигурни иногда пробавлялась ворожбою и даже водила знакомство с нойдами - сильными колдунами, о которых и думать не хочется. И пусть сейчас, когда, как она сама говорит, все позади, и ее интересуют только травки да цветочки, - случай с дверью в хижину настораживал. К тому же, при всем добром отношении к Сигурни, Арни не собирался делиться с нею сокровищами цверга; следовательно, необходимо было сохранить тайну предприятия. Тут, к слову сказать, была еще и мальчишеская какая-то обида: когда-то Сигурни предсказала Ловкачу, что он изведает немало странствий и приключений, но настоящего богатства так и не наживет. Арни это задело, и он с удовольствием доказал бы знахарке обратное...
И вот теперь, починяя дверь, Арни кумекал и прикидывал, как лучше всего повести дипломатию, чтобы и рыбку съесть, и на Иггдрасиль залезть: сохранить добрососедскую дружбу и не спалиться. В конце концов Арни, не привыкший долго терзаться умственным беспокойством, решил положиться на свой кураж и на норвежский авось, как всегда делал в таких случаях. Да и пока это у него, надо признаться, успешно выходило.
Немного беспокоила его неожиданно грозная демонстрация колдовской силы Сигурни: Арни не забыл, как он висел вниз головой, подобно тому воришке, что украл у казначея ярла Хакона романские монеты с безносым кейсаром, да сдуру проглотил их. Не должна была скромная травница уметь делать такие штуки, не должна. Арни решил на всякий случай постараться прояснить этот вопрос насколько сможет.