– Ненавижу слово «привязанность», – раздался высокий голос. Это Грета, до сих пор молчавшая, вступила в разговор. Она обладала удивительной внешностью, настолько нервной и утонченной, что казалась сосудом из такого тонкого стекла, до которого и дотронуться страшно. – Есть же другое слово – любовь! Быть жертвой любви – это так романтично…
– Что доводит до романтичного желания выпустить себе кишки на свет божий, – подхватил Даниэль. – Ваша любовь пахнет тленом, Грета. Она несвежая. Госпожа Истерна, а вы любили? Или, может быть, любите сейчас? Если ваше сердце свободно, то я… в знак избавления от стресса… от бывшей привязанности…
Истерна вытянул руку, словно пытаясь оттолкнуть ненужное предложение, а заодно и спрятать свое лицо. Бледная ладонь очертила полукруг в воздухе. Этот невольный жест испуга в атмосфере насильственного позитива, установленной в группе, показался излишне театральным, но и помог соскочить со скользкой темы. Модель поведения, созданная доктором Корел, не работала в такой ситуации, потому что не являлась единственно правильной, как и все остальные психологические установки, и никак не могла подходить ко всем сторонам жизни.
Все умолкли, и тогда Истерна, наконец, заговорил:
– Пространство, – сказал он. – Это то, что отделяет людей от близости. Броня и защита. Только на расстоянии есть возможность разглядеть другого, не позволив ему оказывать воздействие на тебя. Только что, Даниэль, вы попытались нарушить мое пространство. Советую усвоить, что существует некий предел общения, переходить за который не рекомендуется, если вы недостаточно близко знакомы со своим собеседником. И поскольку я не собираюсь знакомиться с вами ближе, то придержите, пожалуйста, коней, Даниэль. Это просьба. Ну, раз вы все жертвы своих привязанностей, то, я думаю, что совершенно естественно начать с разговора о любви. Скажем, о любви и творчестве, раз уж это творческая встреча.
– Но, – не выдержала Молли, – у вас же нет ни одного любовного романа. Вы не пишете о любви, я искала и не нашла.
– А как можно писать о том, чего не имеешь, да и не желаешь иметь, потому что все выводы, для меня лично, об этом явлении уже давно сделаны?
– Так вы разочарованная, – протянул Ференц. – Ну-ну… продолжайте госпожа Истерна.
– И да, и нет, – ответил Истерна. – Но я считаю любовь весьма неглубоким чувством. Привязанность более верное слово, оно хотя бы отражает смысл этого порыва. Существует отдельно один человек и отдельно другой. Какие чувства могут возникнуть между этими людьми?
– Симпатия, – подсказала Молли, – желание, любовь. И все остальное, что бывает между мужчиной и женщиной.
– Прекрасно, – согласился Истерна. – А если каждое из этих чувств возникает только у одного? Можно ли в таком случае говорить о чем-то общем?
– Дети – общее, – глубокомысленно сообщила Линда. – И неважно, любит ли один или обоюдно. В детях они соединяются оба.
Андре, молчаливая Андре, всем своим видом говорящая, что человек рождается лишь для того, чтобы страдать, вдруг простонала:
– Дети? У меня их двое, но я отправила их к своей матери, потому что они разрывают мне сердце с тех пор, как… как… Нет, дети не при чем. Они, конечно, плоды доказательства любви, но не замена ей.