Я вообще люблю, когда все находится на своих местах. Магазин, два дерева, клумба. И переход через дорогу. Пока все на месте – дни катятся ровно, и ночь спокойная. Могла ли я думать, что та чужая реальность, их реальность, сумеет-таки вывести меня из равновесия? Однажды, дождливым весенним утром я обнаружила, что переход перенесли шагов на десять вправо, а на том месте, где он был, поставили решетчатое ограждение омерзительного мимозно-желтого цвета. Убрали плиты и на оголившемся участке земли посадили какие-то чахлые кустики совсем без листьев. Мое пространство было изменено, и я разнервничалась, чего не случалось уже давно. Конечно, глубокая медитация могла бы помочь смириться с грубым вмешательством извне, но как оказалось – мир готовил для меня еще одно потрясение.
Я услышала звук! Годами из окна лился однообразный шум, из которого не выделялись отдельные звуки, но в тот день, все шло не так. Это было тихое постукивание по плиткам тротуара, словно кто-то водил по ним железкой из стороны в сторону и, цепляясь за грани, она производила стук. Я так давно не слышала ничего конкретного, что эти звуки мгновенно разложились в моем усталом мозгу на образы – ржавая железяка – серые плитки. Но вскоре в поле зрения появился источник постукивания. По тротуару шел слепой человек, предваряя чирканьем трости каждый свой шаг. Так делают летучие мыши, ловят отраженный от препятствий собственный крик и так узнают куда в темноте лететь. Этот человек, конечно, не летел, он шел, создавая и еще один фоновый звук – шарканье подошв, тихое такое короткое шипение – шшш...шшш... Одет он был в черную непромокаемую куртку с капюшоном, закрывающим лицо. Я видела только бледное пятно подбородка и безгубый рот, открывающийся и закрывающийся синхронно с движением палки. Наверное, он считал шаги. В какой-то момент все смолкло – слепец остановился, повернулся лицом к бывшему переходу, теперь огороженному и вытянул вперед палку. Ткнул ею в железо раз-другой и отпрянул, услышав незнакомый металлический звон. Затем, видимо совсем растерявшись принялся колотить по ограждению изо всех сил, не умея понять почему это тысячу раз хоженый-перехоженный путь вдруг оказался тупиком. Металлический грохот и лязг, как видно, ни о чем ему не говорили, ибо были незнакомы.
Не в силах больше переносить дискомфорт, который мне доставлял незнакомец, я нырнула ногами в тапки и, прямо как была, в пижаме, выскочила из комнаты. Без помех миновала гостиную, прихожую, в которых никого не было, выбежала в подъезд, тоже пустой, и через мгновение оказалась в самом эпицентре раздражающего шума.
Человек остервенело колотил по ограде, и ничего не оставалось другого, как взять его за руку и сказать:
– Здесь больше нет перехода. Я вас переведу...
Это странное ощущение – держать чужую, мокрую от дождя кисть в своей руке. Никогда и ни с кем я еще не позволяла такой вольности. Но, как ни странно, он услышал мои слова и даже почувствовал прикосновение, потому что безропотно двинулся за мной, осторожно переставляя ноги. Я молча перевела его через дорогу, стараясь не растерять удивительное чувство единения с другим существом. Но и это было еще не все.
Мы остановились возле входа в магазин игрушек, и я приложила его ладонь к холодной стене, чтобы он смог ориентироваться дальше. Я дрожала от холода в намокшей от дождя пижаме, а тапочки, впитавшие словно губки тонну воды, казались веригами на ногах заключенного. Вместе с ознобом поднимался и страх – дело было сделано, кураж пропал, а я оказалась во враждебной реальности одна-одинешенька. Путь домой казался непреодолимым.
Я выпустила руку незнакомца, надеясь, что и он уже перестал меня замечать, но вдруг слепец повернул голову и посмотрел мне прямо в лицо незрячими глазами.
– Ты добрая девочка, – сказал он глухим, немного простуженным голосом. – Золотая душа. Спасибо.
Чирканье и стук его палки давно уже растворились вдали, а я все стояла под проливным дождем, не понимая, что произошло. Меня, кажется, заметили? Но как это может быть? Значит этот человек здоров и не страдает, как его... синдромом Котара, как все остальные, которые меня не видят?
В витрине сидели куклы, и я с надеждой посмотрела в их стеклянные широко открытые глаза, но тут же и поняла – ничего не изменилось, они меня не замечали.