— А если в полнолуние выйти голой на перекрёсток семи дорог, то можно и не такое увидеть?
От нахлынувшего гнева Юля стиснула зубы и кулаки.
— Если вы не прекратите разговаривать в таком тоне, то я…
— Побежишь искать самое высокое дерево? — отшельник глумливо улыбался. — Или перекрёсток?
Девушка вскочила, метнув на Юрия Владимировича злобный взгляд.
— Вы!.. Вы!.. Вы!..
Ошалевшая Маша, оторвавшись от десерта, часто заморгала, переводя взгляд то на Юрия Владимировича, то на подругу. Отшельник поднял глаза, и улыбка почти исчезла с его лица.
— Паутиной Соколиного Рога сплетены воедино Троицкий храм и Петровская крепость. Здесь разрывается кольцо вечности, пылает огонь дерзновений, изливается благодать любви и ангелы трубят славу бессмертному граду!
От удивления Юля остолбенела.
— У вас есть этот список?! Есть этот апокриф?! — глаза девушки сверкали, но уже не гневом, а азартом и любопытством. — Вы покажете мне?!
О «Соколином списке» «Инкеримаанской заповеди» ходили легенды. Никто из живущих ныне исследователей его не видел. Известен он был лишь по работам историков прошлого, да и то только отдельные выдержки. Вторую часть цитаты Юля и вовсе слышала впервые.
— Ты сядь сперва и остынь. Может, тебе и впрямь в болоте искупаться?! От тебя же прикуривать можно!
Девушка покорно села.
— Покажете?!
— Покажу, если вести себя хорошо будешь, — он хитровато прищурился. — Что такое «Соколиный Рог»?
— Вероятно, речной мыс, — Юля пожала плечами, — на котором был построен Троицкий собор, давший начало Петербургу и ставший впоследствии главным храмом города.
— Вероятно, что у моей козы пятна, — Юрий Владимирович продолжал глумиться. — Это мыс в Азовском море, девонька! — отшельник назидательно поднял вверх указательный палец. — А-зов-ском!
— Ну, знаете! — Юля засмеялась. Очередную «девоньку» она предпочла пропустить мимо ушей, но откровенный дилетантизм собеседника её коробил. — Эта маргинальная точка зрения давно не поддерживается большинством серьёзных исследователей. Но даже если и так. Единственное упоминание в сомнительном апокрифе ещё ничего не доказывает.
— Надо же! Маргинальная! Сомнительный апокриф! То-то у тебя глазки загорелись! А что думают серьёзные исследователи на предмет того, откуда у православных храмов шпили?
— Ну, это же совсем просто! Огромное влияние на царя Петра оказала его мать, шотландская аристократка из рода Гамильтон, которая…
— Юр… Деда Жора, а вы с Урала? — Маше, которая к этому времени покончила с пудингом, не слишком нравилось, что о ней забыли.
Юля, сконфузившись, замолчала, отшельник, казалось, тоже был несколько обескуражен.
— Почему с Урала?
— Ну… — Маша облизала десертную ложку. — Ведь только на Урале говорят «шаверма».
— Разве?!
— Ну, конечно! — Маша, довольная тем, что на неё обратили внимание, оживилась. — Нигде так больше не говорят!
— Разве мы вообще говорили о шаверме?! — на иронию Маши Юрий Владимирович предпочёл не обращать внимания. — И что, царь Пётр, — он снова обращался к Юле, — под воздействием мамани своей шпили вместо луковок упромыслил?
— Не только. Западнические веяния затронули все стороны общественной жизни. Николай Тимофеевич, например, считает, что царь Пётр даже вынашивал план обращения Руси в католицизм.
— А шотландцы у нас разве католиками были?
— Ну, не православными же?! — невежество отшельника продолжало умилять Юлю.
— Ты, кстати, откуда Котю знаешь?
Юля смущённо потупилась. Ей не очень хотелось обсуждать с этим, мягко говоря, странным человеком подробности сложных отношений её мамы с академиком Пономарёвым и о том, что в какой-то момент он заменил ей отца.
— Сосед он её! — снова встряла Маша. — На одной лестничной клетке живут. Он её в археологию и привёл.