- Вот твоя скума, - сказал Джон, сунув Ползуну бутылку. - А вот товар, - указал он на богатства, рассыпанные по грязному полу подвала.
- О, сапожки, - оживился поганец. - Дай-ка я их примерю…
- Я тебе шкуру с загривка сниму, - пригрозил Джон. - И в зелье замешаю.
- Не надо шкуру, - заныл Ползун, а потом хлебнул скумы и завертел в воздухе когтистыми ручками. Между ручками появился сияющий кусок золота. Скамп гордо протянул его Джону: - Беспримесное!
Тот резво потянулся к куску и, конечно, уронил, не рассчитав усилия. Прелесть при наведении на тяжеленный слиток сообщила: “Золото. Беспримесное. Цена 140000”. Сапожки между тем деликатно исчезли с пола.
- А оно не пропадет, как только я отсюда выйду? - подозрительно спросил Джон, разглядывая неровный, ужасно притягательный кусок.
- С чего ему пропадать, - пожал голым плечиком Ползун и снова хлебнул из бутылки. - Так, щит эбонитовый… на такие у нас много заказов, - забубнил скамп и опять завертел ручками. В ладонях проступал кусок существенно меньше прежнего, но тоже очень симпатичный.
Когда на полу остался лишь танто без ножен, с которым Джон, владелец вакидзаси, все же решил расстаться, скамп вытряс себе в рот последние капли и захныкал:
- Кончилося. А без скумы никак.
Довакин посмотрел на него недовольно и достал еще одну бутылочку, которую припас ровно на случай подобных капризов. Вот ведь как знал.
Ползун оживился, быстро обменял танто под отчасти сожалеющим взглядом Джона и потянулся к его поясу.
- Вакузась?
- Мое, не трожь, - одернул его Довакин. - А что за заказы?
- Да обычные, - махнул ручкой скамп, жадно глотая скуму. - Придут, помрут, потеряют, а я собирай.
Я вооружаю Обливион, понял Джон.
Выгнав скампа из подвала обратно к орущим оркам, он быстро припрятал неподъемные куски золота под крылышко и вылез наружу.
Выйдя за дверь в глухую ночь, он опробовал новое заклинание, которому его научили в Гильдии, и увидел в свете фонаря, как отчистилась не только куртка, испачкавшаяся в пыльном подвале, но даже грязный мешок у двери по соседству вдруг залоснился и заблестел рогожей. Впрочем, горловина мешка, неровная, с торчащими нитками так и осталась растрепанной - а Джон-то уже понадеялся, что тот стал совсем новым. Но есть магия, а есть чудо, надо же различать.
*
Вернувшись домой, он сложил золото в сундук Шеогората - самый прочный из всех - и некоторое время любовался на него при свете фонарика. Золото лежало и блестело, и даже не думало исчезать. Беспримесное, в который раз сообщила Прелесть, а Джон вдруг додумался до интересной мысли.
- Юв!.. - крикнул он, вспомнив, как они искали деньги в старых кораблях.
Золото тонко и сладко откликнулось, звеня и переливаясь непостижимыми оттенками. Не грохотало, как монеты из сплава, а пело, словно баюкало его колыбельной, и он наконец-то понял, почему драконы любят золото - и особенно почему они любят на нем спать.
Спрятав свои сокровища, он зевнул и вылез наверх, где снова столкнулся с картой на стене. Уставившись на родную вайтранскую лошадку, он вспомнил расшитое такими же лошадками полотенце, накрывавшее корзинку, и то, с каким удовольствием Дени уплетала пирожки Люсии…
Корзинка. Корзинка! Джон заметался по комнатке, бегая из угла в угол. Он притащил корзинку под крылышком, притащил с собой в Вестерос, а значит…
А значит, не видать ему силт страйдера. Все это золото получит Железный Банк, получит Дозор, получат казна и разоренный Винтерфелл.