— Вулдбейн, — как завороженная повторила Александра. — А зачем мы встретимся? Вы хотите меня удочерить?
— Алекс-котёнок, куда ты запропастилась? — раздался издалека пронзительный голос сестры Лидии, который мигом «разбудил» девочку, как бывало обычно утром.
От неожиданности Алекс чуть не выронила корзину снова. Придя в себя, она огляделась: незнакомца и след простыл. Девочка решила, что разговор мог ей и померещиться, а господин, смущённый поведением Алекс, просто сбежал побыстрее. Александра осторожно начала спускаться по ступеням и поторопилась появиться перед Лидией, чтобы та не надорвала связки подзывая её.
Сразу после обеда в Приюте Святого Гавриила был тихий час. Длился он, к сожалению многих сирот, целых два часа. Благо, летом, детей укладывали прямо на полу в большой игральной комнате, так что те, кто не спал, могли взять книгу или игрушку и тихонько позаниматься своими делами. Когда все подопечные взяли по подстилке и одеялу и улеглись, святые сёстры, радуясь воцарившемуся спокойствию, удалились в комнату к матери-настоятельнице, чтобы тоже немного отдохнуть, выпить чаю и поговорить о своём.
Александра не знала, действительно ли святые сёстры думали о своих воспитанниках, как о чистых ангелах, или всё же предполагали, что те бессовестные притворы, но слишком уставали, чтобы постоянно следить за ними. Более реальным казался второй вариант. Как только шаги сестёр стихли, старшие дети вскочили со своих мест, раскидав повсюду белые простыни. Младших сирот, которые действительно нуждались во сне, тут же начали нещадно тормошить и бить подстилками.
Александра надеялась, что уж в этот раз её не заметят. Девочка специально выбрала себе место подальше ото всех других детей и легла у стены.
— Эй, кошка, вставай, — раздался над самым ухом Алекс звонкий юношеский голос, и кто-то с силой тряхнул её за плечи, чтобы окончательно вывести из дрёмы.
Александра нехотя открыла глаза и её взор тут же упал на две босые мальчишеские ноги. Над ней навис пятнадцатилетний Роман. В самом начале Алекс испытывала некую симпатию к этому рыжему веснушчатому заводиле с красивыми голубыми глазами. Девочка в тайне надеялась, что когда-нибудь он её заметит. И заметил, одним прекрасным утром опрокинув ей на голову тарелку манной каши. С тех пор Александра терпеть не могла этого придурка.
— Отвали, — прошипела Александра и, с силой дёрнув покрывало на себя, накрылась с головой.
Роман сорвал с девочки простынь, откинув её в сторону. Чего-чего, а упорства и дури ему было не занимать.
— Что, боишься, как бы мать-настоятельница не отлупила? — со смехом произнёс юноша.
— Оставь меня в покое, дурак, — наглым голосом сказала девочка, стараясь влить в свой взгляд побольше злости, и села на пол, скрестив руки на груди.
— Ты чего это тут развякалась? — заявил Роман и приподнял Алекс за шкирку рубашки. Хлипкая ткань подозрительно затрещала. Оторвать девочку от пола, конечно же, было ему не по силам, но сохранить суровый настрой помешало, ибо теперь Александра выглядела просто нелепо.
— Тебе ещё не надоело надо всеми издеваться? — за спиной Романа раздался твёрдый юношеский голос. — Отпусти девочку.
Пальцы Романа расцепились, и Алекс была свободна. Её недоброжелатель обернулся. Проследив за его взглядом, Александра смогла увидеть своего неожиданного защитника. Один из старших юношей с яркими фиолетовыми глазами и тёмно-синими волосами, достающими ему до плеч. Юноша был хорош собой, его привлекательности совсем не вредила небрежная затёртая до дыр одежда, и, если бы Алекс не была столь недоверчивой, она бы решила, что это — любовь с первого взгляда.
— Смотрите-ка, кто у нас вызвался защищать тихоню, — умилённо хмыкнул Роман, уперев руки в бока. — Отшельник Джерико.
Алекс вздрогнула, услышав прозвище своего спасителя. Это имя произносилось в приюте очень часто, в то время как его носителя редко можно было увидеть. Джерико, которого мать-настоятельница прозвала Гордецом, всегда оставался в стороне от остальных, и имел репутацию грубияна.
— Ты и сам прекрасно знаешь, что в тихом омуте черти водятся, — произнёс Джерико с неподдельной яростью и сжал пальцы в кулаки. — К тому же, будь я на твоём месте, я бы не выпендривался.