— Жалкое зрелище, — донеслось со стороны парня в армейской куртке. Лина повернулась и, встретившись с ним взглядом, невольно вздрогнула — настолько злым и холодным тот показался. Затем он снова уставился Элани в спину. — Эй, я думал, вас, хиппи, всех давно перестреляли.
— Следи за языком, парень. Ещё слово, и будешь зубы свои с пола собирать, — к разочарованию Лины, вступился за честь Элани не Дункан, а низкорослый крепкий мужчина за соседним столиком. Его очаровательная спутница с медными волосами и россыпью веснушек на лице поддакнула:
— Келгар превратил драки из хобби в работу, так что будь умничкой и свали в ад, пока цел.
— Спасибо, но за меня говорить не нужно, — покончив с уборкой, Элани гордо вздёрнула подбородок. — А вам, уважаемый, — она кивнула парню в армейской куртке, с лица которого уже сползла нахальная улыбка, — я пожелаю всего хорошего — наверняка вы ничего доброго в жизни не видели, раз так ведёте себя.
Парень фыркнул, но участвовать в скандале не стал. Вскоре, будто ничего и не случилось, он снова цедил свой холодный кофе и пялился через окно на улицу, будто ждал кого-то и чего-то. Лина хорошо запоминала постоянных клиентов, включая его, знала о противном характере и постоянно удивлялась, почему всегда молчал Дункан, когда по вине этого парня вспыхивали проблемы.
Пока Лина расставляла на стойке салфетки, её внимание переключилось на крепыша Келгара и вязь чёрных татуировок на его руках, начинающихся с кулаков и тянущихся под футболку. Она и не заметила, что увлеклась и начала откровенно пялиться, но девушка, его спутница, не разозлилась, а наоборот, лукаво подмигнула. То, как она сидела на стуле, как складывала на столе руки, увенчанные кольцами, выдавало в ней какую-то кошачью грацию, гибкость и невероятную для Лины раскрепощённость. Этим двоим повезло, что они вместе, думала она, вздыхая.
К вечеру зал полностью заполнялся посетителями, и времени на перерывы не оставалось вовсе. Портовые трудяги спускали деньги на выпивку к великой радости дяди Дункана, Квара бухтела и разносила заказы, а Лина несла вахту у стойки — записывала заказы, крепила стикеры у окошка раздачи, чтобы передать их на кухню, открывала кассу и поглядывала за порядком, будто могла что-то сделать, случись что неприятное. К закрытию Дункан едва стоял на ногах, но не от усталости, как они с Кварой, а от выпитого в компании словоохотливых посетителей пива. Лина оставалась наедине с шумной толпой и молилась, чтобы дотянуть до наступления ночи — а потом начать новый день сначала: первой открыть двери, поговорить о сумасбродных дядюшках с Шандрой, которая как обычно принесёт свежие овощи и мясо, выслушать, как прошёл вечер Квары, отдраить туалет, предложить Дункану аспирин…
Открывшаяся перед очередным посетителем дверь принесла не только портовую затхлость, но и звуки гитары. Навострив слух, Лина различила нескладное пение.
— Снова этот Гробнар! Я же велел ему не побираться у моих дверей — это вредит имиджу! — мигом вспылил дядя Дункан и схватился за мокрое полотенце, точно за кнут. Краем зрения Лина заметила, как пошевелился парень в армейской куртке, явно заинтересованный грядущим представлением.
— А мне он нравится, — осторожно заметила она. — Дядя Дункан, студентам тяжело живётся, вот он и зарабатывает, как умеет…
— Нанялся бы в порт грузчиком, — не унимался он, разгорячённый алкоголем и предстоящим сражением с хилым юнцом, и Лине стало действительно страшно.
— Дай мне поговорить с ним, а если не уйдёт, то ты поступишь по-своему.
Плотно скрученное полотенце вернулось на плечо, Дункан покачал головой. Может, он прислушался к голосу разума, пожалел парня, а может, веским доводом стал её испуганный взгляд, полный уже подступившего разочарования. Только Лина могла влиять на него, однако и не злоупотребляла этой странной властью, боясь однажды её потерять.
Квара не без зависти глянула ей вслед — наверняка ей хотелось курить, — но Дункан быстро дал понять, что до конца смены отлынивать не получится, ждали клиенты.
Если бы не парочка фонарей, то на улице стоял бы непроглядный мрак — хуже места для выступления и не придумаешь, но Гробнара, казалось, всё устраивало: он лучезарно улыбался каждому бородатому забулдыге и приплясывал в такт песне. Словом, он абсолютно не вписывался в окружение. Красная клетчатая рубашка, которая была на нём каждую неделю, дразнила зрение, ярко выделяя Гробнара в тусклом свете жёлтых фонарей.
«Кваре бы понравился его выбор», — почему-то подумала Лина, вслух же она произнесла:
— Гробнар, мне очень жаль, но дядя Дункан велел тебе выбрать другое место для… творчества.
Её взгляд скользнул по раскрытому чехлу от гитары, где одиноко лежали два медяка, возможно, уже принесённые Гробнаром с прошлого выступления. Не прекращая играть, он улыбнулся уже ей, подмигнул, и Лина смущённо покраснела.