— Каюсь! Каюсь! Но ты такая сладкая, что трудно удержаться! — Ланселот вел себя как мальчишка, пойманный на шалости, осознающий, но совсем не признающий свою вину. Он пытался сдержать улыбку, а Катия не собиралась злиться, наоборот, хотела скорее забыть о неловкой ситуации.
— Ты обещал показать зверей.
— Они пока тебя боятся. Чувствуют чужака, но очень скоро ты сможешь любоваться и кормить их, сколько пожелаешь, — Ланцелот беззаботно развалился на боку, подпирая подбородок локтем.
Уже не раз Катия убеждалась, что за любые блага нужно платить. Гостеприимство Авалона не беспредельно, и все ниточки ведут к благосклонности Ланцелота. Она, может быть, и согласна была уступить не сердцем, но разумом, только следовало выторговать для себя еще одну самую важную уступку. Для Катии пикник превратился в самые важные переговоры в ее жизни, и она сделала первый шаг осторожно, словно ступая по тонкому льду:
— Это ничего. Но хорошо бы приручить их до появления Морганы.
Ланцелот не отвечал. Тогда Катия аккуратно сделала следующий шаг:
— Моя дочь… — За что она винила себя больше всего – так это за то, что она отказалась, пока они были единым целым. Если ее судьба — жить с принцем Авалона, то единственное ее условие — он должен принять ее дочь.
— Прости, но ей здесь не место, — прозвучал приговор. Ланцелот не отворачивался, но и не смотрел на Катию.
— Если хочешь любить меня, полюби мою дочь, — она не ожидала, что так скоро придется выдвигать собственные условия и открываться.
— Я готов, но это совсем другое. Ты пока не поймешь. Наверное, нам уже пора домой.
С этим Катия не могла не согласиться. В этот день она открыла еще один фокус Авалона: как далеко бы ты ни отдалился от дома, стоило развернуться — и ты окажешься на самой кратчайшей дороге к своей вотчине. Только могла ли она считать Белый Замок своим домом?
Когда Катии удалось избавиться от общества Ланцелота, она снова отправилась к озеру предсказаний.
— Покажи мне мою дочь! Покажи мне Артура! — просила она. Но озеро отображало ей нечто жуткое и страшное.
Детей вырывали из рук матерей. Некоторые женщины так отважно пытались отстоять своих отпрысков, что прощались с жизнью… Она видела мальчишку лет шести, которого едва смогли оторвать от тела мертвой матери и бросили в клетку. Благодаря продолговатой родинке на щеке, он был довольно приметным. Потом Катия видела корабли, на которые грузили живой товар. Потом другие корабли с хищными зверями на носах и яркими парусами приставали к этому берегу. Потом были воины, численность которых сосчитать было невозможно. Они шли вперед как неумолимая стихия или кара Божия: насилуя, убивая, сжигая на своем пути все. Один из воинов второпях насладился надругательством над пленной девушкой и передал ее по жребию следующему побратиму. Он был очень молод — борода только начинала расти и еще не прикрывала родинку-полумесяц на его щеке.
— Зачем им нужна была тысяча мальчиков? Почему именно мальчиков?
— Стань моим мечом.
Одновременно прозвучали слова Катии и ее отца.
— Если останешься здесь — тебе нечего бояться Великой армии, — произнёс над ухом Катии голос вполне реальный, а не внушаемый озером. Она вздрогнула и, обернувшись, узнала Мерлина.
— А куда я отсюда денусь — прекрасная, но все же тюрьма, — не очень вежливо отозвалась Катия.
— А ты разве пыталась сбежать? И что это: твое желание или каприз рассерженной девочки, получившей отказ? — за бородой не видно было, гневается ли маг или насмехается.
Вот Катия после его слов гневалась. Или же была на грани того, чтобы нарушить правила приличий и высказать старику нечто колкое и наверняка неразумное. Она сжала кулаки, как будто готовясь к драке, но большой палец зацепил два кольца — то, которое ей подарил Мерлин, и то, которое надел на неё Артур, назвав своей женой.
— Если Артур мертв, я должна быть с дочерью.
— Почему ты решила, что он мертв?
Видимо, всеведущий Мерлин не всё знал о событиях в обычном мире.
— Почему же тогда озеро не показывает его мне?