Когда-то, на подъезде к Доброй Ярмарке, один удачливый купец решил поставить себе дом. Да не просто дом, а замок в три этажа с башенками, переходами, галереями, конюшнями и всем, чем полагается быть настоящему за́мку. Даже стену вокруг возвёл, ров прорыл, мост через него соорудил и ворота с решёткой. Да только вот довести до ума не успел — разорился, а «за́мок» его так и остался стоять недостроенным. Большой дом, недоделанный внутри, оказался никому не нужен, кроме как нищим да бродягам.
Переговорив с кем надо из Доброй Ярмарки, Джон и Жанетта споро взялись за дело. Нашли плотников, мастеровых, прикупили камня, леса и всего, что потребовалось на переделку старого дома. Так, на удивление всем, пугавшая горожан развалюха превратилась в гостиницу с гордым именем «Мудрая черепаха». Как и положено в настоящих замках везде был герб — черепашка, на панцире которой витиевато сплелись «Д» и «Ж». Герб красовался на воротах, на флюгере и даже был вышит на простынях. На первом этаже Жанетта придумала разместить трактир, выделив в нём два зала — для господ и простого люда. Второй этаж сплошь состоял из комнат с непритязательным убранством, а вот третий был с покоями побольше, для высокородных лордов и богатых купцов, коли такие пожелают заглянуть в «Мудрую черепаху».
Всё было основательно, добротно и удобно в этом новом доме со старым именем, который построил Джон. И кухня, и конюшни, и скотный двор, и огородик, откуда Гертруда брала наисвежайшую зелень. Дело Джона процветало — гостиница никогда не пустовала, заслуженно обретя славу достойного места, где без опаски можно было поесть и провести ночь.
Не далее, как вчера его жена вместе с дочкой укатила навестить своего отца в Сигард. А сегодня самый нерасторопный из их слуг устроил утренний куриный переполох. Особого значения случившемуся Джон не придавал, в отличие от Гертруды. Его больше волновало, чтобы крики не достигли ушей постояльцев, ещё спавших в своих постелях в столь ранний час.
Когда Джон спустился во двор, с поимкой кур было уже покончено. Провинившийся Густав успел куда-то ретироваться, а Гертруда, всё ещё ворча, набрав корзинку яиц, вознамерилась идти на кухню, чтобы готовить омлет тем, кто пожелал его на завтрак. Крестьянка, явившаяся в гостиницу поутру, продолжала стоять у курятника, переминаясь с ноги на ногу.
— Как тебя звать?
— Нэн…
— Нэн? — переспросил Джон, подходя поближе. Девушка была невысока ростом, с серыми глазами и тёмными прядями, выбившимися из-под платка. Видно было, что её одежда когда-то была чистенькой, но, не выдержав испытания дорогой, изрядно поистрепалась и испачкалась. — Откуда ты?
— Из Мейденпулла.
— Из Мейденпулла? А что умеешь?
— Я?
— Ну не я же! Тебе ведь нужна работа? За этим явилась?
— Да… мне нужна работа.
— Ну, так что ты умеешь?
— … Я всё умею, — зыркнув серым глазом, после паузы ответила «Нэн из Мейденпулла».
— Вот и хорошо! Ступай вместе с Гертрудой на кухню — будешь стараться — оставлю в «Мудрой черепахе»! Ну, ступай, ступай! — глядя во след странной крестьянке, вовсе не обрадовавшейся редкостной удаче, благодаря которой у неё появились еда и кров над головой, Джон лишь покачал головой. Ну, ничего, Гертруде нужна помощь, да и девушки, отвечающие за уборку гостевых покоев, вдвоём не справляются. Пусть пока поработает, а там уж Жанетта разберётся — подходит она им или нет.
Оказавшись на кухне, Арья огляделась. Просторная, с двумя огромными столами и полками вдоль стен, на которых разместились тарелки, кружки, кувшины, она производила впечатление места, за которым трепетно следили. Над одним столом была палка, на которую были нанизаны крючки, державшие всевозможную утварь — от огромных ложек до сковородок. Отдельно на доске были выложены ножи — строго по размеру, от бо́льшего к ме́ньшему. В очаге пылал огонь. Чуть поодаль стояли две лохани и пара вёдер. Из корзин, выстроенных рядком, задорно свисали пучки петрушки, укропа, базилика и какой-то неведомой Арье травки. Тут же была свежевыловленная рыба, ещё продолжавшая шевелить хвостами и беспомощно ловить воздух открытым ртом. В углу стоял шкаф с одной приоткрытой дверцей, позволявшей увидеть отмытую до блеска посуду.