Как назло из головы улетучились все мысли. Гермиона могла только смотреть ему в глаза и прижимать руки ко рту, как будто сдерживая удивленный возглас.
========== Часть 12 ==========
— Покайся.
Фигура, стоящая у открытого окна, чуть колышется на вечернем ветру, и от этого кажется, что гость — всего лишь призрак, не способный причинить вреда. Наверное, именно поэтому беседа о покаянии не пугает, а смешит.
— Огневиски? Сигару? — он расслабленно улыбается и протягивает стакан.
— Покаяние.
— Как хочешь. А я выпью. Тяжелый день, знаешь ли.
Он уже поднимает со столика бутылку, но пальцы вдруг сводит судорогой, и она падает на пол. Десятки осколков разлетаются во все стороны, а янтарный пятидесятилетний огневиски растекается уродливой лужей.
В легких становится слишком мало воздуха, зато запах крепкого алкоголя оказывается удушающим.
Дыхание спирает, легкие разрывает невыносимая боль, перед глазами все плывет, а в висках появляется сверлящая боль.
— Покайся.
Он понимает, что это не игра, не сон, не розыгрыш. Чудовище ждет. Пожалуй, даже слишком терпеливо, как для кровожадного монстра, каким его выставляет пресса.
— Ты — единственный, кто отказался от конвоиров и охранников, — каркает чудище. — Покайся.
Он жадно хватает ртом воздух и начинает тяжело кашлять — испарения алкоголя играют с ним злую шутку, от них становится только хуже. Кашель все тяжелеет, из легких будто вырываются тугие комки, и когда их наконец-то удается сплюнуть, они оказываются похожими на черную вязкую смолу.
— Покайся.
Получается только кивнуть — и в следующий миг он наконец-то делает вдох.
— Я покаюсь, — хрипло бормочет он.
Чудище разражается каркающим смехом. В глазах темнеет, и когда зрение возвращается, в комнате уже никого нет.
Он вздыхает и подходит к окну. Интересно, смогут ли авроры прихватить бутылку хотя бы десятилетнего огневиски?
***
— Это заклятие называется «Воин возмездия», — изрекла Гермиона. Малфой продолжал таращиться на нее, никак не реагируя на слова. Он был бледен и слаб после ночного приступа, что немного оправдывало такое вопиющее равнодушие.
— Тебе еще плохо? Или просто неинтересно? — Гермиона прищурилась.
— Мне хорошо, — пробормотал Малфой. — Прости, не слышал ни одного твоего слова. Может, если бы ты сидела немного по-другому…
Гермиона закашлялась. Она-то ничего особого в своей позе не находила, просто полулежа устроилась в кресле, закинув ноги на один подлокотник, а лопатками упершись во второй.
— Не поняла, что тебя не устраивает.
— Меня все устраивает, — медленно протянул Малфой, провел взглядом по ее ногам и улыбнулся так, что Гермионе вмиг стало некомфортно. Она отложила книгу, выпрямилась и подобрала ноги под себя.
— Ну вот, теперь придется разговаривать, — Малфой притворно закатил глаза. — Лишаешь больного человека эстетического удовольствия.
— Я тут для того, чтобы защищать тебя и расшифровывать книгу, а не ради эстетического удовольствия. И вообще, у тебя не дом, а чертова галерея. Ты не обделен эстетикой.
— Как раз наоборот. Ни одна из моих родственниц не демонстрирует ноги. Хотя бы потому, что это зрелище было бы довольно далеко от понятия красоты. А вот твои…
Гермиона вздохнула и подавила в себе желание продемонстрировать владение заклинанием Силенцио.
— Воин возмездия, — напомнила она, и Малфой вздохнул.
— Ты вообще не слышишь, что я комплимент пытаюсь сделать?
Гермиона подняла книгу повыше, полностью отгораживаясь ею от Малфоя. Она прекрасно все слышала, но никак не могла на это отреагировать. Душу разрывало сразу несколько чувств: замешательство и непонимание того, за каким дракклом Малфою вообще понадобилось делать ей комплименты; неловкость, связанная с собственной реакцией на них — радостью и трепетом; и, конечно же, ощущение неправильности и даже преступности такого положения вещей — со дня смерти Астории и недели не прошло.
— Ты говоришь, «Воин возмездия», — сдавленно проворчал Малфой. — Прости, что перебил.
— Да, — Гермиона закивала, словно Малфой мог это видеть. — Это заклинание, которое может сотворить только волшебник, который считает себя несправедливо обиженным, чья жизнь заметно ухудшилась из-за несправедливости. Тот, кто остро ощутил на себе смещение баланса сил.
— Тогда я вообще ничего не понимаю. Волдеморт повержен, и все Пожиратели вместе с ним, а Орден победил. Кому и зачем требовать еще большей справедливости?