- Есть-есть, а как же, всё по закону. - И дёрнула меня за юбку платья, "требуя" подтвердить.
И я сказала:"Да."
Хорошо, что это правда, не пришлось врать священнику, а то он смотрел на меня такими умными глазами, казалось, соврёшь - он сразу поймёт.
Батюшка оказался совсем не такой, как тот, у которого я училась: он не ходил по храму с важным видом, указывая что делать, а работал вместе с нами. Оттащил скамейки, девочки промыли пол, он их сам назад поставил. Поднял высоко Фрею на руках, когда надо было протереть киот высоко висевшей иконы, а то девчонки затеялись табуретку на табуретку ставить, что бы подняться. И всё с ласковыми словами, внимательно приглядывая, если кто устал.
Ирана, сидевшая в углу, то ли боялась, то ли ещё что, но и слова не сказала нам за всё время, что мы убирались.
Потом отец Олег позвал меня и мы просмотрели все полотна с кружевами, я выбрала все на которых были "паучки". Помрачнев, батюшка собрал их и куда-то ушёл. А вернувшись спросил - умею ли я плести, если так хорошо узоры знаю. Обрадованная, что такой хороший батюшка нам достался, я совсем забыла, что надо скрывать моё умение, и призналась. Хорошо, что нас никто не слышал, и я успела попросить его никому не говорить. Он приложил указательный палец к губам и прошептал:"Тайна". Нет, он точно "неправильный" священник...
Мы уже заканчивали работу, когда в двери вошла женщина, полная, румяная, с огромными голубыми глазами, в светло-коричневом простом платье и наброшенном поверх него недлинном полушубке. Она почему-то напомнила мне праздничный каравай. До и не вошла совсем, она "вплыла", будто не по полу идёт, а по льду скользит. Девчонки, как и я, замерли, разглядывая её. Есть в ней что-то, не красавица, а глаз не отвести, завораживает.
- А вот и матушка, - батюшка подошёл к женщине и ласково коснулся губами её щеки.
Я успела заметить: вытерла щеку Жанна, завистливо вздохнула Птичка, да и на лицах девочек появилось мечтательное выражение, а потом слёзы смазали всё в одну большую кляксу.
Любовь светилась вокруг батюшки и его жены, казалось, они и сами светятся.
И тут со стула поднялась Ирана. Вот неймётся же всё испортить, но сделать или сказать она ничего не успела, в помещение горохом просыпались дети: пухленькие, одетые в кучу одёжек, ну точно, как горошины. Сначала я их и подсчитать не могла, они не стояли на месте, бегая вокруг родителей. Отец Олег что-то тихо строго сказал и детишки остановились и, подняв мордашки, стали слушать. Оказалось, что их пятеро: четыре мальчика и одна девочка - две пары близнецов и девчушка на особицу.
Матушка ласково улыбнулась нам и, забрав детей, ушла. А спустя некоторое время прибежала девочка. Подёргав отца за подол сутаны, дождавшись пока он к ней наклонится, она что-то прошептала ему на ухо, и бросив нам лукавый взгляд, хихикнула и убежала.
- Итак, чадо мои, - раздался бас батюшки, - мы хорошо потрудились. - он махнул рукой в сторону двери и, широко улыбнувшись, продолжил: - Идём чай пить. Матушка Заина пирогов напекла.
Ирана подошла к нему и стала что-то недовольно выговаривать. Он слушал её, не переставая улыбаться, потом заговорил: его голос из громкого баса вдруг стал журчащим - Ирана смотрела на него, не отрываясь. А он опустил руку вниз и ладошкой мах-мах: нам - идите.