Здешние мертвые всегда превращались в тварей достаточно одиноких и безумных, чтобы тянуться на звук живого голоса. И что он мог пообещать им, кроме прекращения блужданий?
Ничего.
Первый золотой колокольчик, шершавый и чуть вытянутый, висел в пальцах, вибрируя от его голоса.
Шаги на снегу. Всхлипы. Ашатаруш за спиной пугливо засопела.
Мелькор оборвал песню.
Призрачный силуэт, белесый, будто разведенное в воде молоко, замер на границе алмазно-светлого круга от его короны.
«Точно кто-то из нолдор».
Бестелесная рука обвиняюще ткнула в него пальцем.
– Ты… – голос зашелестел отголоском поземки и изумления, взвизгнул, отразившись от ночного простора эхом огромным, как целый мир. – Я тебя убью, проклятая тварь!
Айну не шелохнулся, когда призрак рванулся вперед, прямо на вытянутый колокольчик, потеплевший от предвкушения чужой души – и забился, словно попавшее в паутину насекомое.
– Что ты делаешь? – вой зазвенел последним отчаянным всхлипом ужаса и непонимания. – Что ты делаешь с нами, Моринготто?!
Он пожал плечами и перевесил колокольчик на левую руку, к запястью, наблюдая, как извивается и визжит пойманная в ловушку душа. Остаток фэа нолдо клубился сизым дымом, будто дыхание костра из отсыревшего дерева.
Колокольчик дрожал, как готовый сорваться, бился о ткань.
– Ничего не поделаешь, – низкий голос Мелькора прозвучал тихо. – Ты заблудился и умер, а теперь шляешься возле собственного трупа и беспокоишь живых. Умер бы под Тангородримом – может, еще ушел бы.
– Ты лжешь! Ты лж… – последний мучительный вопль духа захлебнулся в плачущем реве.
И исчез в колокольчике.
…свободный. Наконец-то. В любой ничтожной дыре лучше, чем в рабстве, и уж точно лучше, чем терпеть пытки этих мразей. Он слышал, что у них есть выходы на юг. Обойти горы, спуститься вниз – а там Ард-Гален, который сохранит. Химринг! Таргелион! Он все расскажет, что узнал, а там – отомстит Моринготто. За каждого убитого, за каждую ложь, за войну, за содранную на плече кожу, за вырванные ногти! За все!
Нужно только найти путь в обход. Перевал к югу.
Он искал путь. Стоило просто идти вперед.
И искал. Двигался.
Искал…
Просто воспоминание, пополнившее бесконечную звенящую летопись его архива. Зачем-то да пригодится. Каждый мертвый – всего лишь материал, хороший или плохой.
Он нашел тело нолдо неподалеку, на возвышении у скал. Занесенный поземкой труп сохранился почти нетронутым, только вмерз в землю, будто та отрыгнула его из ледяной гробницы, чтобы наконец-то избавиться от беспокойного жителя. Он лежал, свернувшись клубком, темноволосый, в кожаной одежде из шкур. Изуродованная рука все еще сжимала нож.
Ашатаруш послушно следовала за Мелькором, ни на мгновение не покидая снежно-золотого круга: айну чувствовал теплое дыхание лошади на щеке и слышал перестук ее копыт по насту. Хмыкнул.
«На что надеялся, дурак? Как только ушел сюда и не натолкнулся на быков? И вот ради чего весь побег: заснуть в снегу и так найти смерть».
Он знал, будто замерзание насмерть похоже на колдовство, способное дробить кости и сворачивать узлами камни – удушливый ужас, искривленные ветви кошмаров, треск и пляска стучащих зубов. Подергивания сведенных мышц. А затем, когда уже все едино, когда бессилие и бред становятся коконом для умирающего тела, приходили тепло и смирение. И сжигающий жар, когда можно сорвать перчатку вместе с пальцами, и не почувствовать этого.
И провалиться в сон, где все хорошо. И тепло.
А ему потом каждый год уводить обратно этих идиотов – всех, кого предложит тропа в ночи.
Скучная работа бога.