Цири сделала издевательский реверанс, усмехнувшись.
– Да, мамочка! Конечно, мамочка! Мы скоро вернемся, – она легко поднялась по лесенке причала вместе с Джарлаксом, который напоследок изящно отсалютовал, коснувшись полы шляпы.
– Обожаю храбрых и великодушных женщин. А вы не скучайте здесь в мое отсутствие… девочки.
Он едва увернулся от гальки, которой в него запустил Майрон. Целился майа, надо сказать, аккурат в задницу наемника: побольнее и посильнее.
Место для стоянки нашли чуть дальше от пристани. У занесенной снегом полянки в окружении густых елей оканчивалась каменная дорога с растрескавшимися ступенями. Поперек остатков кладки валялась старая ель. С другой стороны поляну ограничивал берег озера.
Обследование старой хаты рыбаков не принесло почти ничего – внутри остался только сгнивший соломенный матрац и такие же сгнившие сети. Еще была разбитая кровать, кувшины с ссохшейся плесенью на дне и большой котел, чудом не превратившийся в изъеденную ржавчиной дырявую посудину. Его-то они и забрали.
Мелькор тяжело опустился на ствол ели между двух крепких веток, и сложил руки на груди, настороженно глядя в сторону, где на вершине крутого холма начинал маячить туман. Туда от полянки вилась разбитая дорога, в начале которой он сидел.
Голоса мертвецов висели в воздухе, как стылая взвесь. Он не слышал их, но понимал, что здесь произошло что-то… очень плохое. И очень давно. В Арде старые бездомные души, вырванные с пути в Мандос, всегда были злы от гнева или печалей, и чем дольше скитался дух, тем сильнее была злость. Но души, которые скитались здесь, должны были уже обезуметь от прошлого.
Он вздрогнул, когда понял, что с вершины холма на него смотрит силуэт мужчины в темной робе. Фигура не шевелилась, и Мелькор не мог различить лица, но что-то ему подсказывало, что тварь именно смотрит.
Что еще хуже – видит.
Он надеялся, что у зеленоглазой соплячки и чернокожего наемника хватит мозгов последовать его совету. Из размышлений Мелькора вырвал голос Йеннифэр.
– Если думаешь так и стоять здесь, то не стоит, – резко бросила она. – Хочешь или нет, нам нужно собрать побольше дров для костра и согреться.
– Вот сама их и собирай, – огрызнулся Мелькор.
Йеннифэр в своей обычной манере округлила губы.
– А что, в твоем мире мужчины всегда сидят и ничего не делают? – едко поинтересовалась она. – Как мило!
Женщина опять зашлась тяжелым приступом кашля и, поморщившись, потерла грудь. Перебранку оборвал Майрон, стиснув пальцы на предплечье Мелькора.
В отличие от Йеннифэр, он прекрасно знал, что ломать большие ветки и таскать дрова Мелькор и не смог бы со своими ожогами.
– Я соберу, – коротко сказал он. – Лучше пока выбери место для костра и убери оттуда снег. А ты, Йеннифэр, набери хвои… или что там нужно для твоего отвара.
Мелькор обернулся через плечо. От воды потянуло холодным ветром.
На туманном холме в конце дороги никого не было.
Спустя короткое время непродолжительной возни с импровизированным лагерем, в кустах орешника неподалеку раздались шуршание и шаги. Майрон подорвался и схватился за меч. Мелькор, раскидавший снег посреди поляны в кучу, напрягся и оскалился. Растопыренные пальцы его рук в латных перчатках застыли, как когти.
Но причиной шума оказались всего лишь Джарлакс и Цири. На их лицах читалась сложная смесь тревоги и радости одновременно. Джарлакс победно воздел над головой тушку утки, неизвестно как оказавшейся в здешних землях, а Цири – зайца. Добыча вызвала всеобщий радостный вздох.
Сушеные грибы на шее Цири контрастировали с ее серьезным и напряженным выражением лица.
– Я надеюсь, этот котел не проклят, – небрежно-жизнерадостно бросил Джарлакс.
Мелькор смерил утку и зайца задумчивым взглядом. Аккуратно почесал кончиками когтистых перчаток затылок за короной и проигнорировал замечание о проклятии.
«Кому вообще нужно проклинать котел?!»
– Из утки можно сварить суп, – практично заметил вала. – На всех точно хватит. Зайца запечь в углях, но придется копать яму под костром.