− В чем дело? — спросила она негромко, но с должной долей возмущения.
Переглянувшись, четыре сонные и растрепанные девушки принялись поспешно одеваться. Валенсии, Нильсен и Бланке требовалось время на расчесывание длинных волос, Лите же следовало замотать грудь бинтами и сделать это хорошо. Моргая слезящимися от непривычного электрического света глазами, она зафиксировала белую эластичную ткань и надела поверх нее рубашку. Эту ткань привез недавно Ламонт и она была намного лучше виритянских жалких тряпок, расползающихся под пальцами. На Энирате вообще неплохо и приспособиться удалось намного быстрее — если бы не этот режущий глаза свет.
− Уберите, пожалуйста, это светило! Не то я ослепну!
− И это говорит шпионка! Запомни, Мейт Брен, в Ираманте электричество горит постоянно, тебе придется привыкнуть к нему! Хочешь, чтобы первый же военный признал в тебе изнеженную принцессу?
За завтраком она так волновалась, что с трудом заставила себя съесть яичницу и жестковатое соленое мясо, нарезанное ломтиками и называемое в этом мире беконом. В Нордении такого не было — там подавали сочные сосиски из птиц и свиные стейки, а еще много другой еды, вкусной и привычной. Здесь же пища казалась неестественной, словно бы сделанной из того же материала, что бутылки и контейнеры, в которых Ламонту привозили из магазинов еду и напитки.
После завтрака они тут же вышли из дома. Три миловидные девушки в летних, непривычно коротких платьях, один худощавый субтильный мальчишка едва ли старше шестнадцати лет на вид, и благообразный старик в голубой рубашке, серых брюках и с короткой седой бородой. Вот, как видели их прохожие, и вряд ли запоминали таких простых людей надолго.
− Дядюшка Ламонт, − задала вопрос осмелевшая Нильсен, −, а мы поедем в железной карете?
− Завалим? — Нильсен легкомысленно хихикнула. — Какое смешное слово!
Академия военно-стихийной магии Ирамант находилась по левую сторону от императорского дворца, за широкой площадью. С одной стороны от нее тихо существовало кладбище с упокоенными дворянами королевских кровей, но незаконного происхождения, с другой возвышались высокие темные ели и сосны большого парка. Вряд ли кто-нибудь прогуливался по этому жутковатому с виду месту, где кроме хвои лишь покосившиеся черные низкие деревья с вечно голыми, растопыренными ветками, и кривые кусты с крупными белыми ягодами.
− Не радуйся, − посоветовал Ламонт, не оборачиваясь. — Здесь у тебя будет время для экскурсий и занятий на воздухе. К вступительным экзаменам все готовы?
− Основы знаешь?
− И это главное. Следуйте за мной.
Затаив дыхание, Лита Бреон решительно шагнула вперед и вздрогнула, когда за ее спиной с грохотом захлопнулись ворота. «Ну, все, хватит бояться! — велела она самой себе, чеканя шаг и гордо задрав подбородок. — Назад пути нет и быть не может».
И академия Ирамант распахнула перед будущими учащимися свои коридоры, переходы и комнаты. Но пока им следовало подойти в приемную ректора и передать документы, оставленные им несколько дней назад Ламонтом. Сам же наставник остался ждать их в просторном роскошном холле, присев на скамейку и рассматривая многочисленные картины и портреты.
С легким звоном щелкнула красивая позолоченная ручка темной двери. Заперто.
− Здесь нет слуг, − возразила Валенсия, оглядевшись по сторонам.
Бланка, кажется, хотела что-то сказать, но тут из другого конца коридора раздались приближающиеся шаги. К ним неторопливо подходил представительный седоволосый мужчина преклонных лет, одетый в черный брючный костюм с белой рубашкой и украшением, которое здесь было принято называть галстуком. Блестящие лакированные туфли завершали безупречный отзыв начальника. Лита подумала, что перед ней сам ректор Уолтер Томсон, но на всякий случай решила проверить.
− Ректор Томсон к вашим услугам, − ответил он негромко. — Новые студентки от господина Ламонта?
Томсон протянул руку с золотым кольцом, мельком Лита увидела алый рубин, и прижал к замочной скважине. Дверь распахнулась, пропуская хозяина и гостей. Значит, просто так здесь не оказаться в чужом помещении, это неприятные, но важные сведения.
Шаг вперед — и Лита очутилась в просторном кабинете, полном вызывающей роскоши. С мягким ковром на полу, дубовыми шкафами и тонким фарфором за застекленными дверцами комната могла бы сойти за кабинет норденийского графа, но слишком уж вычурные здесь украшения. Словно ректор выставлял эту красоту напоказ, кичась ей и похваляясь, словно был не до конца уверен, что она принадлежит ему.