…
Штольман проснулся от того, что за палец его кто-то дернул. Повернув голову, Яков взглянул на жену, и рот его разъехался в улыбке. Ладони Анны были благонравно сложены под щекой, распущенные волосы щекотали ему шею, розовые губы звали к поцелую. Лицом Анна была похожа на ангела, нога ее при этом была закинута на бедро Якова, а нижняя рубашка после ерзаний съежилась в области талии. Штольман огладил взглядом кружевные панталончики, протянул было руку, но оглянулся на сына и вздохнул, а затем, осторожно высвободившись, спустил ноги с кровати.
- Брысь, – шепнул он.
Сидевший на подоконнике призрак помотал головой, показывая, что не уйдет, и Яков подошел к окну.
- Что-то случилось, Митя?
- Пап, тут этот Савелий приходил. Я не хотел маму будить, но я… я боюсь.
- Сюда? В спальню?
Мальчишка хмуро кивнул. Штольман сжал кулаки, представив, как испугалась бы Анна, спросонья узрев у постели призрак старика с кладбища.
- А тебя он заметил?
- Кажется, нет. Я снаружи сидел, за окном.
- Ступай, сынок, к бабушке. Побудь с ней, пока мы с мамой не разберемся с этим типом.
- А вы скоро разберетесь? – в голубых глазах мальчика была надежда.
- С бабушкой хорошо, но я хочу жить с вами…
Яков оперся руками о раму, будто заключая сына в объятия.
- Не знаю, малыш, – сказал он честно, – я постараюсь побыстрее. Я тоже буду скучать по тебе.
- Правда-правда?
Штольман с улыбкой кивнул.
- Проверяй иногда, как у нас дела, – он подал сыну ладонь и вздохнул, когда призрачный силуэт растаял в лунном свете.
Вернувшись в постель, Яков укрыл жену одеялом и увидел, как ресницы её задрожали. Талию его обвила теплая рука.
- Яша…
- Ммм?
- Обними меня, пожалуйста, – прошептала Анна, не открывая глаз.
- Мне страшно. Мне приснилось, что приходил этот старик.
Штольман притянул её к себе, крепко обнял и поцеловал в висок.
- Спи, счастье мое, я никому не дам тебя в обиду.
Беспардонность духов, приходящих к Анне в снах и видениях, давно беспокоила Якова, но он понятия не имел, как их отвадить. Призрак же старца Савелия откровенно пугал Анну и Митю, становясь настоящей проблемой.
Анна прижалась лицом к его плечу. Бедро её вновь легло на его, рука пробралась к сердцу. Успокоенная его мерным биением, Анна уснула. Яков уставился в потолок. Нужно было найти способ защитить семью.
…
На докладе градоначальнику Клейгельсу Штольман сообщил о поступившей наводке от молодой покупательницы с рынка, рассказал о смерти мясника Булатова и о подтвердившихся фактах – на брюках застреленного, отданных тем рыночной прачке, обнаружились следы крови и хурмы. Кровь легко объяснялась профессией, а вот следы оранжевых ягод доказывали вину мужчины.
- Он их ногами ел? – фыркнул городской глава.
- Хурму назадолго до смерти ел мальчик советника Гусинского, её даже в столице не так-то просто достать. А Булатов в любви к ягодам замечен не был, да и на Кузнечном их не продают. Кроме того, мясник менял фартуки уже два раза за ту неделю, хотя никто на рынке не подтверждает, что тот отличался любовью к чистоте. Так что Булатов в момент убийств мог быть в мясницком фартуке, который затем просто выкидывал, – рассказал следователь.
Клейгельс все равно не понял, и Якову пришлось пояснить: – Убийца детей вскрывал им…
- Не надо! – вскинулся высокопоставленный собеседник. – Достаточно, Яков Платонович. Значит, дело маньяка можно считать закрытым?
Штольман кивнул. Для руководства важно было именно это, а никуда не девшиеся подозрения по поводу Зотовой Яков собирался проверить сам.
- Похоже, что так, ведь изуверские убийства детей прекратились. Если будет еще одно…
- Типун вам на язык. Кстати, а какой у мясника мотив?