Когда отец погружался в бумаги, Митрофан обычно убегал в общую комнату веселить агентов, давно уже прозвавших его сыскариком. Так и говорили, обнаруживая на столах натюрморты из разношенных тапок или вчерашних бутербродов – «опять наш сыскарик баловался», и гордились собственным домовым сыскного отдела. Яков при очередных удивленных возгласах виду не подавал, и догадывался о природе странных явлений лишь начальник отделения Лущилин.
Сегодня Митя появился в управлении только к полудню. Мальчишка передал отцу привет от бабушки Гели и рассказал, что именно она посоветовала.
Штольману информация эта была крайне нужна. На секунду потеряв осторожность, он отвернулся от входной двери и тихо спросил:
- С мамой все будет в порядке?
Митрофан поколебался.
- Баба Геля сказала, что-то с ней случится. А потом еще посмотрела, ну куда там бабушка смотрит, и добавила, чтобы я не волновался. Что вы справитесь.
- С чем?
Именно в этот момент Лущилин со стаканом чая в руке вошел в кабинет, в котором работал следователь по особо важным делам.
…
Кашлянув, Иван Дмитриевич спросил:
- Яков Платонович, ваша жена ведь может вызывать духов и беседовать с ними?
Штольман кивнул. Это в столице, а тем более в управлении полиции секретом не было.
- А у нас в отделении их… – Лущилин замялся, не желая выглядеть идиотом, – … их нет?
- Я не имею способностей моей жены, Иван Дмитриевич.
Но начальник отделения не зря считался отличным сыщиком. Он давно знал Штольмана и его умение отвечать на неприятные вопросы.
- Господин Штольман. У нас в отделении водятся духи?
- Никак нет! – гаркнул Митрофан на ухо пожилого полицейского.
Потерев щеку, Яков решился. Утаивать что-то от коллеги он мог, но не в данном случае, слишком уж уважал Лущилина.
- Я могу попросить вас, Иван Дмитриевич, о полной конфиденциальности? – спросил он, указывая Мите на открытую дверь.
Дверь сама собой закрылась, а руководитель сыскарей был поставлен перед фактом, что вместе со Штольманом на службу ходит бесплотный, неуловимый, неугомонный агент шести с половиной лет, обладающий смешливым характером и умеющий перемещать предметы.
- А… – оторопел Лущилин. – На недавнем совещании у городского главы, вы еще оттуда раньше уехали, это он желтые цветочки товарищу министра транспорта подсунул? И тот на Клейгельса начихал?
- Пап, это амброзия была! Она красивая! Я не знал, что у того дядьки аллегрия! – попытался оправдаться Митрофан под удивленным взглядом отца.
- Аллергия, – вздохнул Штольман.
- Да, Иван Дмитриевич. Мой нахаленок. Будет призван к порядку.
Лущилин грозно обвел взглядом кабинет.
- Где этот юноша сейчас?
Подаренная Анной фигурка городового вытянулась перед глазами начальства, паря при этом в воздухе.
- Молодой человек! Будете хулиганить у меня в отделении, вызову экзорциста!
- Ой-ой-ой!
Крохотный городовой ткнулся носом в щеку Лущилина, будто целуя. В стакан, который держал пожилой полицейский, плюхнулся кусок сахара, а серебряная ложечка его размешала.
Иван Дмитриевич припомнил своих внучат и понял, что криками ничего не добьется. Глотнув сладчайшего чаю, он с трудом сдержал улыбку.
- Ну что же, Яков Платонович, – серьезно обратился он к немного смущенному следователю, – с трепетом жду новых чудес.
…
Лущилин вышел. Яков попытался вернуться к бумагам, но вдруг ощутил, как резко пересохло в горле. Он поднял голову. Сердце застучало с перебоями, ладони похолодели.
«Аня. Что-то случилось».
- Митя, быстро к маме. Лишь на секунду, посмотришь, что там и сразу обратно. Не высовывайся, – приказал он сыну.
Штольман успел лишь подойти к окну и рвануть оконную раму, чтобы хоть чем-то занять руки, как в кабинет вернулся непохожий на себя Митрофан.
- Папа, скорей! Мама упала дома! Пожалуйста, скорей!!!
…
На торопливом, переполненном каретами Невском Митя вдруг исчез, появился и ткнул пальцем во встречный экипаж.
- Разворачивайся! – велел Яков кучеру.
У здания управления, как назло, свободных полицейских пролеток не оказалось, поэтому пришлось воспользоваться городской. Но степенный кучер не собирался нарушать устав и попадать властям на карандаш, поэтому Штольман перескочил на козлы, вырвал вожжи, резко потянул их влево, перестраивая легкую коляску, а затем сунул ошарашенному вознице рубль и притер коляску к закрытой карете. Со стороны Гостиного Двора раздался свист городового. Яков перепрыгнул в экипаж, открыл на ходу дверь и побледнел при виде жены, лежавшей на руках Петра Ивановича.