Теперь он сам постарался занять оборонительную позицию: как так, я тебе предложил свои колючие, пернатые объятья, а ты еще тут смеешь воротить нос! Я усмехнулась, не зная, как еще выразить свое возмущение.
— Мы что тебе, примитивные морские свинки? Где ты это прочитал?
— Э… в книге… о человеческой психологии.
— Которую написал эйт?
— Конечно.
Я больше не могла злиться. Да тут впору было только плакать. Великие и мудрые эйталиты, без которых жалкое людское племя до сих пор прозябало бы в своих пещерах! Я взмахнула рукой, не в силах выразить и половину своих мыслей словами. Полный дурдом. Я даже растерялась.
— Хорошо, умница. Ничего не скажешь. Сам-то был бы не против объятий?
— Э…
Трансформация из хмурого и грозного человека-птицы в сконфуженного и неловкого подростка была уморительной. Жаль, у меня сейчас не было под рукой фотоаппарата Кайла.
— Смотря от кого. — Игиг виновато улыбнулся, смотря на меня сверху вниз. — Прости, не хотел обидеть. Эйталиты не так много знают о людях, на самом деле. Как и вы о нас. Говори мне, если я делаю что-то не так.
Мне хотелось ответить, что этак я охрипну, но пора было уже кончать с этой непринужденной болтовней. Я на подобные темы вообще говорить не люблю и уж тем более со странными существами из правительства. Пора напомнить, зачем он сюда пришел.
— Так ты найдешь перчатки к вечеру?
Смущенный подросток за секунду превратился в серьезного человека-птицу с каменным лицом. Слишком резко.
— Найду, — кивнул он. — Тебе нельзя показывать свои руки. А потом я тебе все объясню — ты обязана это знать. И если не от своих родителей, то от кого-нибудь другого.
Кажется, в балконной двери были нехилые щели, потому что я вдруг жутко продрогла и даже крепко скрестила на груди руки, сжавшись в один комок. Только бы он снова не предложил свои теплые объятья.
— Я могу навестить своих друзей? Куда их увели?
— Можешь, но я не советую выходить из комнаты. За вами следят, — понизил голос Игиг. — Просто подожди здесь. Осталось не так много времени, как ты думаешь.
Он развернулся, готовый уйти. А мне, значит, и шага отсюда ступить нельзя! И это, значит, называется «более гуманное отношение к нашим гостям»!
— «Просто подожди»? Я имею право знать, что с мальчишками! Я не собираюсь сидеть в комнате, сложа руки, пока вы готовите против нас кюрук знает что!
Не оборачиваясь, Игиг небрежно бросил, прежде чем захлопнуть за собой дверь:
— Эйталиты не ошибаются. Все-таки вами управляют лишь эмоции.
Я попятилась и опустилась на холодную кровать. Спальня показалась больше, когда в ней осталась одна я, и светлее — никто больше не отбрасывал черную тень. А еще меня ударила по ушам внезапная тишина.
Неужели я когда-то хотела себе отдельную комнату в УКОГ, без соседей?
Я вспомнила Мелодию и Дарью, всех прошлых девочек, с которыми делила комнату. Он все казались мне такими одинаковыми и скучными, но они все успешно справлялись со своей главной ролью — они были рядом со мной. Благодаря им, я не чувствовала себя такой маленькой, такой одинокой и такой глухой, как сейчас. Могла злиться и раздражаться из-за них сколько угодно, грубить, язвить и игнорировать. Но они были нужны мне. И сейчас тоже. Я скучала по колледжу, по своей комнате, соседкам. И даже — немного — по родителям.
На всякий случай оглянувшись по сторонам, я погасила почти все свечи, села спиной к балкону и осторожно задрала левый рукав кофты. В полумраке почти ничего не было видно, но я знала, что он здесь, и по памяти провела пальцем по зигзагу, который опоясывал всю руку, от запястья до плеча. Когда я была ребенком, то думала, что у меня просто такие пигментные пятна или даже побочная внешность — в УКОГе хватало людей со странностями. Я никогда не придавала своим татушкам большого значения, как не придают значения родинкам или чему-то еще естественному. Поэтому было так странно слышать, что в них заключена какая-то тайна или что-то еще, из-за чего ее нельзя показывать ни одному эйту.