— Не совсем. Три месяца уже я работаю в этом месте, а ничего не меняется. Старшие редакторы надо мной порой шутки пускают, Кудзё еле на дело затащишь, Паркер продолжает устраивать свои козни. Застрелиться хочется.
— Ну не опускай руки так быстро! Моя семья знает — ты лучший! Работать хоть где-то лучше, чем жить на улице впроголодь, пусть люди и не догадываться, сколько труда нужно, чтобы новый выпуск их любимой газеты вышел вовремя.
— Эх…
— Взбодрись и иди вперёд, Николас Сакко!
— Хорошо… Хорошо…
Разговаривая о детстве, говоря на темы, понятные только им, они заворачивают за угол к Маленькой Италии. Минутой позже Нико понял, что за ним, вероятно, ведётся слежка. От самого Манхеттена чёрная машина позади не сбавляла ход. Правда, быстро отбросил эту мысль.
«Это ведь просто моё воображение?» — подумал Ник в замешательстве, когда луна осветила ему дорогу.
А внутри той самой машины в чёрном костюме сидел страшный человек. Его звали Джон Смит. Окно машины открылось, и Джон обратил внимание на дом, из которого выходила Ребекка. «Дом господина Мусикодзи. Сейчас он находится за границей, а дома мать да дитя. Как интересно», — подумал он оскалившись.
— Сообщите боссу.
Ночное небо Нью-Йорка засыпали звёзды. Тихо. Точно в лесу. По улице медленно двигались машины. Люди спешили домой. И подгоняемые ночным ветром, они не подозревали ни о чём.
Часть 4
Наконец, в Бруклине наступила ночь. Холодный ветер сотрясал мосты. Перенесёмся на всё тот же четвёртый этаж многоквартирного дома. И если приглядеться ближе к шторам, то за ними можно увидеть небольшую железную ванночку, а рядом с ней — Викторику. Прижав полотенце к груди, она легко выскальзывает из красных одежд, но светлые ступни единственное, что удаётся разглядеть.
Что насчёт Кадзуи…
Раньше для того, чтобы просто помыться ему приходилось искать плашки из-под риса. Приноровившись, Кадзуя стал использовать любые ёмкости, в которых разбавлял кипяток.
— Как ощущения, Викторика?
— Ах! Спасибо… Я благодарна.
— Я, правда, волнуюсь, не слишком ли большая ванна?
— Слушай, я вот никогда над тобой не издевалась. А ты, напротив, становишься грубее изо дня в день. — ответила Викторика, скрывшись за ширмой и неторопливо раздеваясь. За шумом проследовало спокойствие, плеск воды.
Кадзуя занял кухонный стол напротив в надежде поработать в тишине. Но надежды не оправдались.
— Как же я люблю ванну…
За ширмой послышалось пение. Уж чего-чего, а такого Кадзуя и не думал услышать.
— Не сочти за колкость, но…
— Что?
— Оставь немного воды своему верному слуге, пожалуйста. — Кадзуя приступил к изучению дневных записей.
— Ну… — проскрипела зубами Викторика. — Эй, Кудзё, не молчи! Скучно становится. Расскажи что-нибудь интересное.
— Викторика…
— Ты знаешь, скука меня убивает.
— Каждый день одно и тоже… Ладно. Итак, — отвлёкся от дел Кадзуя, — Ты слышала о докторе Брейде? Он сейчас на волне популярности.
От горячей воды ширма размокла, послышался вздох. Кадзуя предусмотрительно отвернулся.
— Знаю ли я этого лжеучёного с его психоанализом? Разумеется, знаю.
— А откуда?
— В мире нет ничего сокрытого от меня.
— И, хотя Брейд говорил, что его работа связана с психикой, я так и не понял, кто он такой.
— Потому что ты обычный человек. — пропела Викторика ангельским голосом.
— Вот и всё объяснение?