Кузнец вышел вперёд, за ним цепочкой потянулись сын с матерью. И легонько побежали по дороге, чиркая полами зипунов по снегу.
Ветер поднял колкую снежную пыль, резанул по глазам.
Кузнец вдруг встал как вкопанный, не снимая с плеча ружья.
- Петрович... - негромко окликнула его Таисия. - Ты чего?
Чёртов ветер погнал на них огромную, в рост человека, плотную позёмку, от которой ходоки волей-неволей отвернули лица да ещё и закрылись голицами - кожаными рукавицами на меху.
Когда стих противный тонкий посвист ветра, увидели, что за одной позёмкой следует другая.
Кузнец крякнул, Павел дрожавшим голосом забормотал охранную молитву, а Таисия простонала.
Потому что на них надвигались не завихрения снега, а мертвяки в развевавшихся на ветру саванах.
Впереди шёл Кузьма, бывший голова предместья. Он приходился свёкром соседке Сашиных родителей. Кузьма единственный тащил, согнувшись, свой крест на спине. Из брюха, еле-еле прихваченного крупными стежками, вываливалось что-то чёрное и тянулось следом. Когда кто-то из мертвяков наступал на эту черноту, Кузьма дёргался и приостанавливал шаг.
Безжалостная луна и сияние снега делали видными следы тления на покойниках.
Кузнец вдруг сорвал ружьё и выстрелил в призрачное шествие. Но оказалось, что оно вовсе не призрачное - невысокий скелет с остатками плоти и женского платья кувыркнулся и застрял в сугробе. Тёмная рука без нескольких пальцев, похожая на птичью лапку, затряслась, как бы грозя кузнецу, но тут же застыла.
Павел с матерью встали рядом с Петровичем, готовясь продолжить пальбу, но кузнец вдруг отбросил ружьё и побежал навстречу мертвякам. Одной рукой оттолкнул бывшего пастуха, другой - чей-то покрытый землёй остов; упал на колени.
- Петрович! Что творишь-то, Петрович?! - заорала Таисия. - Поднимайся да беги назад, прикроем!
А потом она увидела, что кузнец обнимает ребёнка-голыша в несколько вершков с громадной водяночной головой. Летом у Петровича померла молодая жена, оставив ему сына-уродца, вся жизнь которого ушла в рост головы. На Покров и он преставился. Кузнец подхоронил его в материнскую могилу.
- Петрович! То нежить, а не твоё дитя! - крикнула ему Таисия, но новый порыв ветра заглушил зловещим посвистом её голос, засыпал ходоков снежной крупкой.
И тут земля швырнула все на ней сущее раз, другой, третий. Воздух стал упругим и недвижным; послышался гул, похожий на рёв реки на порогах. Потом равнина выгнулась, и Таисия увидела, что Павел, только что стоявший бок о бок с ней, вдруг оказался далеко вперёди, словно его отнесло волной. Снежное полотнище скомкалось, треснуло. Неимоверная сила рванула землю и точно вывернула её.
Таисия очнулась на боку. Рука всё так же сжимала приклад ружья.