Так вот, в обычном своём настроении, насколько я могла судить по рассказам Ладимира, Див был резок, холоден и скор на расправу. Поэтому сейчас Ладимиру только и оставалось, что удивляться. Я ему слегка сочувствовала, потому что ведьмак заботил меня гораздо больше.
Когда Ладимир засунул покупки в машину, Див предложил пройтись по городу. Подозреваю, что сделал он это ради Геральта. Ладимир укрыл продукты несколькими потниками, чтобы не перегрелись, и мы пошли – впереди Див и Ладимир, за ними – я с Геральтом.
Я держалась у края тротуара и убеждала себя, что ничего глупее, чем ревновать Геральта, не придумаешь. Он ведь не обязан смотреть исключительно на меня. Это если позабыть о том, что ведьмак вскоре исчезнет навсегда и тратить время на обиды просто идиотизм.
Мои переживания могли оказаться надуманными, потому что я понятия не имела, куда именно смотрит ведьмак. Геральт был слишком высок для того, чтобы можно было незаметно проследить направление его взгляда. Он вроде бы оглядывался по сторонам с умеренным интересом, и не более того.
Я изо всех сил пыталась получать удовольствие от прогулки, но ничего не получалось. Особенно раздражало, что Геральт держался немного позади меня, а порой и вовсе отставал.
Таким образом, мы дошли до парка.
Парк был небольшой, дорожки по сравнению с теми, к которым я привыкла в Москве, узкие, и народу было битком. И самокатчиков (электро-и обычных), и мамаш с детьми, и девушек в коротких шортах.
Див с Ладимиром шли вперёд едва ли не напролом. На толпу они не обращали внимания, потому что вели крайне занимательный для обоих разговор о вороном жеребце превосходных статей и превосходного (читай – злобного) характера, который был отлично выезжен, прекрасно обучен и дрался (в своё время) как чёрт, да – вот беда! – вынужден торчать в Вороновском. Хозяина его давным-давно убили, и неизвестно, сохранил ли жеребец боевые навыки или полностью свыкся с вольной беззаботной жизнью и годится только на то, чтобы крыть маток.
Я брела за ними, пытаясь отвлечься от назойливых мыслей о ведьмаке. Как обычно, помогла природа.
День был ясный, солнечный, а парк представлял собой не скопище специально посаженных деревьев и кустов, а остаток леса. Создавалось ощущение, будто находишься в настоящем лесу, и даже асфальтовые дорожки и множество народу не могли его нарушить. Солнце просвечивало сквозь густую, почти не тронутую желтизной листву, рассыпало солнечных зайчиков в кронах и на полянках. Здесь даже росли грибы – Див приметил солидных размеров подберёзовик, срезал его и прихватил с собой.
Меня всегда завораживала игра солнечного света, вот только сфотографировать её было сложно. Фотоаппарат остался в деревне, а снимать на телефон мне не нравится. Тем не менее, я всё же попыталась сделать несколько фото и отошла в сторону. Естественно, нужный угол найти не удавалось, и мы с телефоном упорно видели просвеченные солнцем листья по-разному. Наконец я отчаялась сладить с хитроумным чудом техники, убрала его в сумку и повернулась.
И увидела ведьмака.
Он стоял на дорожке, стройный, с белыми волосами, стянутыми повязкой. Глаза его на солнце стали ещё ярче. Мимо него шли люди, а он, не обращая на них внимания, смотрел на меня так, словно любовался утренней зарёй или игрой солнца в капельках росы.
Потом, когда всё закончилось, самым дорогим для меня стало это воспоминание. Возможно, потому, что тогда я впервые видела его счастливым.
Я медленно подошла к нему, не сводя с него глаз. Он улыбнулся – несмело, глазами и уголками губ, – обычная его манера, словно он не был уверен, что делает это правильно. Я провела пальцами по его щеке и привстала на цыпочки, чтобы дотронуться губами до его губ.
Я думала, что это будет лёгкий поцелуй, еле ощутимое касание, но он решил иначе. Он сжал меня в объятиях, глубоко проникая языком в мой рот, и я не стала ему противиться.
Никогда не одобряла подобных фривольностей на людях, но меньше всего я думала в тот момент о приличиях.
Потом он обнял меня за талию, и мы долго бродили в поисках свободной скамейки. Повезло нам минут через двадцать. Скамейка оказалась в тихом уголке парка, в стороне от детских площадок и прогулочных дорожек.
Мы сели. Он, как обычно, притянул меня к себе, и я прижалась к нему, положив голову на его плечо.
– Знаешь, – негромко сказал он, – если в моём мире когда-нибудь станет так же, как здесь, я смогу считать, что не зря прожил жизнь.
Я не торопилась отвечать.
– Нет грязи, нищих, увечных детей. Здесь не убивают походя, не закидывают камнями только за то, что ты не похож на других. Люди сыты и довольны. И…