Глава 7
Весь оставшийся вечер Вяземский был молчалив и пристально смотрел на Герцена, который напротив, непринужденно веселился и общался с гостями, и даже нахваливал поваров за угощения, чем весьма сильно злил отца. Кажется, два врага очень давно и хорошо друг друга знали, в особенности болевые точки друг друга.
— А ведь были когда-то друзьями, — сказал Щедрин, подцепляя вилкой кусок балыка и брызгая сочащимся из рыбы жиром.
— Друзьями? — не поверил я.
— Ага. Лет десять назад были не разлей вода. Потом не заладилось. Герцен начал какие-то мутные дела проворачивать, вроде даже отцу предложил, но тот отказался. Быстро все выяснилось, имперская служба на удивление ловко это дело живо раскрутило. Герцен на Вяземского стал думать, что тот сдал его. Государь у Герцена его удел забрал. Даже удивительно, что вообще в живых оставил. Там, скорее всего, Бартынов из Верхней палаты словечко замолвил за него. С тех пор Герцен и Вяземский враждуют.
Я долго следил за Герценым, за его наглым поведением, специально злившем Вяземского, пытаясь примерить на него роль бросателя бомбы. Почему бы и нет? В качестве заказчика вполне есть мотивы.
Пир шел горой. Гости галдели, обсуждая какие-то политические и финансовые новости, судачили о провале пьесы «Метель», и о том, что главная актриса из этой пьесы, Татьяна Павловна Герн, начала употреблять нюхательный порошок, чтобы выйти из затянувшейся депрессии.
Я порядком устал от этого шума, но вяземский то и дело одергивал меня, заставляя дежурно улыбаться и кивать гостям.
Наконец, гости стали расходиться.
Последним ушел Щедрин. Дожевывая очередной, кажется, уже миллионный по счету бутерброд с черной икрой, он еще раз поздравил отца со столь торжественным событием, выпил залпом ледяной водки и уехал. И едва он ушел, как комната вдруг стала пустой, тихой, покинутой, словно вместе с собой Щедрин унес и все звуки и суматоху.
Вяземский положил мне на плечо руку, устало произнес:
— Сегодня ты поедешь в школу.
— На ночь глядя?
— Да. Машина уже готова. Понимаю, что устал, но надо. Тянуть нельзя.
Я готов уже было привести ряд причин, по которым ехать утром было бы гораздо лучше, — и безопасность одна из главных, — как вдруг к нам вышел Нианзу и сообщил:
— К вам гости.
Это была Стаханова. Она вошла в дом без приглашения, не тратя времени на глупые формальности.
С приветствием тоже не стала утруждаться, начала с главного:
— Я решила лично приехать к вам, чтобы сообщить результаты анализов, которые вы сдавали у меня в больнице.
— Прошу вас, проходите, — сказал Вяземский старший. — Лучше ко мне в кабинет. Я приглашение вам отправлял по поводу Званого ужина...
— Праздновать мне некогда — дела, — сухо ответила та.
— Это верно, — сдержанно кивнул Вяземский. Ответ доктора его явно разозлил. — Прошу, пройдёмте в кабинет.
Стаханова вошла — так же гордо, значимо, как и любое ее движение, — и проследовала к кабинету Вяземского. Увидев, что я стою, сказала:
— Максим, ты тоже пошли с нами.
— Ему точно надо? — спросил отец.
Стаханова кивнула.