— Что, черт возьми, подо всем этим подразумевается? — Карл хотел знать.
— Ладно, моя работа состояла в том, чтобы проверить Кубинское участие в поставках коричневого Мексиканского героина сырца, поэтому я был на границе с Техасом, пытаясь выяснить, правдивы ли все слухи об успешной чистке среди хиппи-контрабандистов.
— Это было? — спросил кто-то.
— Это было. Они уничтожали всех любителей, готовились к большим деньгам, которые они монополизировали.
— Так что ты сделал? — спросил кто-то другой.
Джек пожал плечами, усмехнулся.
— Постарался в основном. Это было глупое задание и глупая идея отправить меня одного. Я приглянулся NSA, но они не доверяли мне. Я понравился CIA, но они не доверяли даже друг другу. Я боялся DEA и они меня ненавидели, но им пришлось меня взять из-за приказов сверху.
— Это был бардак.
Он помолчал, огляделся и слегка ухмыльнулся.
— Но у меня была интересная пара недель.
И Кот подумал, Вот оно. Он окинул взглядом остальных на диване и подумал, как они воспримут то, что Джек пытался подкрасться незаметно.
И затем он подумал, он пытается подкрасться ко мне тоже. Самый первый раз. Конечно, все бывает в первый раз, так что…
Тогда почему я так боюсь?
И снова Джек Кроу начал говорить.
Вторая Интерлюдия:
Феликс
Коричневый героин сырец изменил все. Эти маленькие дурь-лагеря были такими же милыми, как участок Дикой Границы. Они проживали среди сорняков, где-то в своих автофургонах и Мексиканцы развивали их до размеров деревни из крытых толью лачуг, чтобы быть поближе к свободно меняющемуся спросу. И этого было достаточно. Жизнь была довольно сносной.
Я помню, они использовали струны для подзарядки фонарей Коулмана от уличных фонарных столбов.
Играя под прикрытием Джименов, я оставил свое оружие в мотеле и припарковал свой грузовичок в стороне от дороги, прежде чем идти в лагерь той ночью. Это был один из последних действительно больших, и я слышал много криков, пока подходил. Но когда я вышел на поляну, там было всего двое парней, оба Мексиканцы, оба пьяные. Я подошел к одному из них и сказал:
— Qué pasa, hombre? (Что случилось, мужик?)
Он ударил меня.
Хорошо мне навесил в челюсть, моя губа разбита в кровь, затем снова хочет провести свинг и промахивается, а парень рядом с ним начинает кричать:
— Еще один! Вот еще один! — И затем он тоже на меня набросился.
Они были слишком пьяны, чтобы нанести еще больший урон, но этот крик невероятно быстро вызвал подкрепление. Все больше Мексиканцев начали появляться из темноты со всех сторон, все злые и все пьяные, и все бросились ко мне.
Я побежал, как черт от ладана.
Плохо, конечно, что дело было ночью. Около реки, далеко от моего грузовика. Я потерялся примерно через две секунды, продираясь сквозь низкий кустарник с Испанскими ругательствами, эхом отзывавшимися позади. Я понятия не имел, что происходит, кроме главного: Я был в полном дерьме.
Но я был достаточно взрослым. Достаточно взрослым, означает слишком умным, чтобы попытаться остановиться и читать нотации объевшейся мясом банде. Там действительно есть люди, которые, хотя вы пытаетесь объяснить, что ни в чем не виноваты, размажут вас в оконную замазку.
Я нашел реку, когда свалился в нее. Ну ладно, шагнул в нее. Рио Гранде не широка, но в этом месте не менее тридцати футов. Так или иначе, я делаю шаг назад и начинаю выливать воду из своих сапог и я слышу в ночи этот хитрожопый голос — Эй, гринго! Куда ты собрался?
Я, вероятно, подскочил на одну или две мили. И уже собрался бежать, когда понял, что голос прозвучал на Английском, не на Испанском. Я оглянулся и впервые посмотрел на Уильяма Чарльза Феликса, бездельничающего в дверях заброшенного вагона с сигаретой во рту, бутылкой текилы в руке и самой дерьмовой сытой ухмылкой, какую когда-либо видел в жизни. Ha нем была летная кожаная куртка времен II Мировой Войны, выцветшая синяя флотская рубаха, джинсы, ковбойские сапоги и шляпа как у Хэмфри Богарта.
Я ухмыльнулся в ответ. Это не помогло.
Я подошел, взял у него бутылку, сделал большой глоток и спросил, кто он, черт возьми, он назвался и пригласил меня внутрь. Так что я поставил хлюпающие сапоги на стойку и поднялся в вагон. Там было еще темнее, чем снаружи.
— Что ты делаешь в этой штуке?
Я едва разглядел его усмешку.
— То же, что и ты, Янки свин. Прячусь.
— Как он оказался у реки? — спросил я его. Я не видел никаких рельсов.
— Подловил, — сказал он, забирая назад свою бутылку. — Спроси ее.
Он чиркнул спичкой и поднял руку с высоко вспыхнувшим пламенем. В вагоне было все, что нужно, чтобы превратиться из движущегося ящика в первоклассную лачугу, от обрезков ковров и картонной мебели до истекающего кровью Иисуса на стене. Посреди всего этого сидела женщина.
Просто самая вызывающе-уродливая женщина, какую я когда-либо видел.
Феликс зажег спичкой свечу и осторожно задернул вход потрепанным одеялом, чтобы свет не был виден снаружи.
— Кто это? — спросил я его.
Он усмехнулся вновь.