— Он принял меня, — рассказала я графу, как только представилась возможность. — Принял сразу, и мы поговорили.
— Он… — дядюшка чуть помедлил, а после спросил: — Он не прикасался к вам?
— Нет. Старался держаться подальше, — ответила я и усмехнулась. — Я бы сказала – бегал, как от огня, но мы говорим о Его Величестве, а потом я выражусь иначе – сохранял между нами расстояние.
— Хорошо, — кивнул его сиятельство: — Каков же итог?
— Государь сказал, что через несколько дней объявит о своем решении. Лишь бы не отказал…
— Будем верить в лучшее, — ответил дядюшка, и мы заговорили о праздновании Дня Верстона.
Он наступил через пять дней после моего визита во дворец, однако пока новостей не было, и оставалось лишь молиться о благополучном исходе дела. А пока мы, одетые в голубые платья и плащи, готовились к выходу из дома. Амберли, как обычно, изводила себя переживаниями, а я просто ожидала, когда мы отправимся в храм, и старалась вообще ни о чем не думать.
— Ваша милость, — поклонилась мне горничная, — ваша матушка велела передать, что ожидает вас и баронессу Мадести.
— Идем, — кивнула я и поглядела на Амбер, замершую у зеркала.
Она обернулась, прерывисто вздохнула и поспешила за мной, не забыв произнести:
— Ох, Шанни, я так волнуюсь. Храм Сотворения… там ведь будет весь высший свет.
— Твои мысли не чисты, сестрицы, — улыбнулась я. — Это всё суетность.
— Ох, — снова вздохнула Амберли, и мы, наконец, поспешили вниз.
Сегодня на улицах не было ни экипажей, ни всадников. Они занимали слишком много места, мешая потокам верующих, и были опасны в тот день, когда ничья жизнь не могла быть отнята насильно. Даже увечья и ранения были недопустимы. Да что там, даже границы сословного разделения нынче были размыты до той степени, что к храмам и площадям знать и простолюдины шли рядом, не выбирая положенных им улиц. Впрочем, это не означало, что нищий прорвется в храм Сотворения, стража не дремала, и нарушителей мягко, но непреклонно отваживали от ворот, распахнутых навстречу высокородной пастве.