Мои глаза округлялись всё больше по мере того, как она говорила. Я смотрела на герцогиню и поражалась, насколько же нужно быть лицемерной и беспринципной, чтобы сказать всё это, да еще с таким видом, будто сама себе верила.
— Более того, я готова снова взять вас к себе, — между тем продолжала ее светлость. — Негоже девице жить рядом с мужчиной, даже если он король. Все эти нехорошие разговоры, которые ведутся о вас, сильно ранят меня, уж поверьте. И эта должность помощника секретаря, она вовсе не для женщины. Мы сделаем всё так, что о вас даже дурно подумать не посмеют. Доверьтесь мне…
— Вот уж нет, — вырвалось у меня с нескрываемой насмешкой. — Покорнейше благодарю, ваша светлость, но ваше предложение показалось мне вздорным. Как, впрочем, и всё, что вы только сто сказали. Меня совершенно устраивает мое нынешнее положение, и именно о подобной должности я мечтала, а не натягивать на вас платье и служить вашей игрушкой.
Теперь округлились глаза герцогини. Она не только не ожидала моей отповеди, но и не думала, что сказать я это могу прямо здесь, где было полно посторонних ушей и глаз. Это было прилюдным признанием неуважения к носительнице королевской крови, более того – унижением. Но почему я должна была отказывать себе в этом удовольствии – высказать прямо и без обиняков? Она не жалела меня, когда изгнала из дворца с сообщением, что я достаточно потрудилась на ее благо. И унизила также перед всем Двором. А потому я продолжила говорить:
— Что вас изумляет, ваша светлость? Или вы думаете, что я могу простить предательство?
— Предательство?! — изумилась она. — Я приблизила вас, защищала…
— Что я, что графиня Хорнет, — отмахнулась я. — Все мы ваши марионетки, только вот мои нити вы сами обрезали и лишились власти надо мной. Я более не служу вам, и служить не собираюсь. Как вы сами верно заметили, я достаточно потрудилась на ваше благо, за что получила щедрый подарок. Мы в расчете, ваша светлость, более нам нет необходимости дружить, вы всё равно этого делать не умеете. За сим прошу великодушно простить меня и позволить откланяться.
— Вот уж нет! — в сердцах воскликнула герцогиня. — Не позволяю! Что вы вообще возомнили о себе, баронесса?
— Благодарю, — я присела в неглубоком реверансе и отвернулась от нее.
— Стоять! — рявкнула ее светлость, и Дренг встал между мной и королевской тетушкой. Поняв, что она бессильна, герцогиня воскликнула в запале: — Я всё запомнила, ваша милость. Всё!
Оборачиваться я не стала. В эту минуту я ощутила… свободу. Будто с плеч моих свалилась непомерная тяжесть, потому что с этого мгновения мне не надо было растягивать губы в фальшивой улыбке и слушать через силу щебет королевской тетки, чтобы сохранить видимость мира между нами. Пути назад не было.
— Ничего, ничего-ничего, я выдержу, — донесся до меня голос первой актрисы королевского Двора, разумеется, герцогини Аританской. — Мне доводилось уже выслушивать несправедливые оскорбления от глупых и низких людей…
Дальше я не слышала, потому что скрылась за спинами придворных, пока не знавших, чью сторону принять, и как отреагировать на произошедшее. Ни граф Дренг, ни магистр Элькос пока не нагнали меня. Впрочем, меня не надо было успокаивать или поддерживать, я не была взволнована или зла. Напротив, как я уже сказала, после выяснения отношений с герцогиней, мне была вполне себе хорошо. Просто хотелось отойти подальше и не слушать причитаний.
— Ваша милость, — послышался за моей спиной знакомый голос, когда я остановилась возле колонны. — Доброго вечера.
Я обернулась и встретилась взглядом с Нибо Ришемом. Нахмурившись, я все-таки осталась стоять на прежнем месте, лишь отвернулась.