Джек Воробей большим и указательным пальцем провёл по усам и неспешно поднял на неё терпеливый взгляд ментора.
— Что ж, моя дорогая, — весомо заключил он, — это значит «чувствовать». — А затем заметил: — Не назвал бы это таким уж плюсом человеческого бытия…
— Чувствовать? — мрачно повторила Жемчужина, будто пробуя слово на вкус. — Совсем не похоже на то, что было раньше… — Её голос боязливо дрогнул. Это лишь начало нового пути, и оно уже вызвало столько смятения. Что же будет дальше? Только хуже. Когда она была духом корабля, понятие «чувствовать» определялось скорее разумом, отлаженным механизмом её природы, но никак не тайными, неподвластными и зачастую непонятными желаниями.
Джек удивительно легко поднялся и подсел ближе к ней, так что оба они оказались в тени фонаря.
— Я не хочу чувствовать, — закачала головой Жемчужина, и в голосе её прозвучало поистине детское упрямство. — Чувства лишь затуманивают разум, заставляют совершать поступки, о которых потом приходится жалеть.
Кэп улыбнулся едва заметно. Её вспыльчивая выходка стоила ему — пусть и временно — капитанства, но, вспоминая вновь и вновь то утро, Джек неизменно оставался доволен произведённым на команду впечатлением. Но Жемчужину, похоже, грызла вина.
— Ну, — он повёл рукой, — лучше жалеть о сделанном, чем о том, чего не сделал. Смекаешь? — Ром прочно обосновался в пиратском теле и душе, подталкивая внутреннее «Я» на тропу долгих и витиеватых философских речей. Речей, что обыкновенно завораживали Джековых компаньонок. — Да и к тому же на свете есть множество иных, прекрасных чувств! — рассудил Воробей, салютуя бутылкой. — Триумф, радость, счастье… — Его глаза съехали в сторону хранительницы. — Любовь, — произнёс кэп с обольстительным придыханием. Жемчужина глядела на него широко открытыми глазами, и теперь царившая в них тьма вовсе перестала настораживать Джека. Жемчужина словно бы ждала объяснений, как заинтригованный ученик ждёт продолжения рассказа учителя. — Если хочешь, я мог бы рассказать подробнее, чтобы ты перестала бояться? — медленно выговаривая слова и делая краткие паузы, предложил Джек. Лукавых искр в его глазах Жемчужина не замечала.
— Расскажи, — произнесла она, задумавшись, — про… любовь.
Пират расплылся в чарующей и вместе с тем победной улыбке. Хмель уверенно захватил бразды правления рассудком. Гиббс, что вполглаза наблюдал за ними, едва слышно цыкнул.
— О, это секрет, — зашептал Воробей, склоняясь ближе, — многие тратят всю жизнь, чтобы познать этот дар, другим же и вовсе не дано раскрыть тайну этого волшебного чувства. Потому говорить об этом надо так, чтобы никто не услышал…
Жемчужина с готовностью подалась навстречу, внимая каждому его слову. Расстояние между ними исчезло. Джек осторожно коснулся её запястья. Его горячее дыхание скользнуло по белоснежной коже, а хранительница замерла, не сводя с капитана глаз. Воробей прошёлся пальцами по её руке, что оказалась холоднее, чем он думал. Его усы дрогнули, губы уже готовы были коснуться нежных девичьих уст, как поцелуй встретился с ладонью. Жемчужина вскочила, мигом оказалась в противоположном углу. Неудачливый кавалер вскинул голову, поспешил неуклюже подняться, но едва попытался приблизиться, она предупреждающе выставила руки пред собой. В глазах, помимо огней, отражался испуг и частый бег сердца. «Что?!» — жестом спросил пират, поднимая плечи.
— Нет, нет, нет, — Жемчужина качало головой, спиной вжимаясь в решётку, — так нельзя. Это неправильно, — выдавила она, проглотив комок.
Джек замер и подозрительно прищурился. В отличие от гласа рассудка, пиратская чуйка ему не изменяла.
— В чём дело?
Жемчужина никак не решалась глядеть ему в глаза.
— Я ведь… не совсем человек: кто знает, что произойдёт, — неловко оправдалась она.