***
Больше всего на свете Сокджин ценил в людях краткость. Возможно именно поэтому не смог отказать Ли Сынхо, когда тот позвонил ему прошлым вечером.
— Сонбэним?
— Сокджина, скажи, у вас комната Чимина ещё не занята новой малышней?
— Нет.
— Примешь засранца Пака обратно?
— А засранец в курсе, что вы за него просите?
— Нет.
— Мне надо корчить из себя добродушного хозяина и гнать картину, что это я такой гостеприимный?
— Первое на твое усмотрение, а в остальном я сам ему всё объясню.
— Тогда хорошо.
И вот Пак-засранец-Чимин теперь раскладывал свои цветастые джемпера на новые-старые полки и с кошачьим лицом приговаривал нараспев:
— Как же нам будет весело.
Сокджин отчего-то не был так уверен в этом, и причина скорее всего крылась в том, что память у него напрочь отбило, и он забыл предупредить Чонгука о новом жильце. Белый ворон, царственно восседающий на табурете, гаркнул сокджиновским мыслям, бросая на того настороженный и укоризненный взгляд. Очевидно птичка, которая не знала никого из жильцов, ненавидела их тут всех на всякий случай. С прицелом на будущее, так сказать.
— Надеюсь, он ночами так орать не будет? — вкрадчиво спросил Тэхён, который дернулся от вороньего клича и теперь стоял в дверной проеме, готовый в любой момент сорваться и бежать отсюда прочь.
— Каири хороший, — добродушно ответил Чимин, поглаживая птицу и улыбаясь. — Если, конечно, его не дразнить.
Брошенная напоследок фраза, подкрепленная хитрющей улыбкой, совсем не внушала доверия. Сокджин каждой клеткой тела ощущал неловкость, предвкушая скорое возвращение Чонгука. Мелкий уже недели две зависал в свободные часы в доме своего фамильяра, возвращаясь поздним вечером, ближе к десяти. Электронный циферблат часов на тумбочке бездушно демонстрировал — 21:47.
— Чонгука-а-а-а-а, — протяжно застонал на первом этаже Хосок, и Сокджин мог поклясться, что Чон-старший уже расправлял свои руки для крепких объятий. Оставалось только надеяться, что мелкий не притащил с собой Рен, продолжая игнорировать и отмахиваться от назойливых просьб старших показать свою лисицу.
— О-о-о! Ты привел своего фамильяра! — взвизгнул Хосок.
— Твою мать, — выдохнул Сокджин, поднимая взгляд на застывшего с рубашкой в руках Чимина.
Чонгуку показалось, что за две недели они с Рен смогли перейти из пограничного состояния «дай палец — я тебе локоть откушу» в постоянное «иди за ушком почешу» и «я знаю, где делают лучший удон с тофу». Он решил, что они уже достаточно друзья, и Рен в состоянии отгрызть его хёнам любопытные носы, если те вздумают их совать не туда (а они вздумают — Чонгук жопой такое обычно чует). В конце концов, он узнал, что Тэндо любит печенья и ненавидит печень, и ещё она честная: улыбается, когда смешно, хмурится, когда злится, бьет, когда он нещадно тупит, а она ему трижды уже объяснила как рисовать сигиллу***.
В общем, Чонгук осмелел настолько, что взял Ногицунэ за руку, притащил её в дом, где ещё пять вот таких же — «Они очень добрые, смешные и красивые, прям, как я, Рен».
Поправочка: было пять сегодня утром.
— А у нас очередной сосед, — фыркнул Юнги, с ухмылкой поглядывая на Чонгука, а потом перевёл свой взгляд на девушку: — Меня, кстати, можно ещё Шугой называть.