Тут бабулька вздохнула: - Понимаешь, Андрейка, приглянулся ей Панкрат. И решила она в женихи его взять, но сначала надумала испытать. Дала богатство, а сама наблюдать за ним решилась. Изменится ли охотник, погубит ли его золото окаянное или прежним, добрым охотником останется? Да не справился Панкрат. Купцом сделался, людей уважать перестал. Сам на охоту уже не ходил, других посылал. И жалости у него к другим беднякам не осталось.
Андрей слушал Лукерью, открыв рот, даже про пирог забыл. А та продолжала: - И вот снится Панкрату сон. Чудинка, якобы, говорит ему: "Тяжкие времена идут. Снеси-ка ты, Панкрат, все золото, что я тебе дала, на остров посреди болот, да и закопай". Панкрат послушался и понес добро свое на топь. А там чудинка его уж поджидает. "Люб ты мне был, охотник, да ошиблась я в тебе. Навеки быть тебе сторожем этому золоту". И оторвала Панкрату голову, потому как силищей владела нечеловеческой. Вот с тех самых пор и ходит по болотам горе-охотник. Лукерья перекрестилась. - Вот такая история, Андрейка.
А Андрейка заслушался бабушку. И мерещились ему топи черные, непролазные, с елями могучими. А мимо них ходит безглавый призрак Панкрата. От страха мотнул головой: - Баба Лукерья, а правда ли все это? Уж больно на сказку похожа.
- Вы, городские, уже ни во что не верите. Вот если бы ты здесь уродился, да пожил бы, тогда по другому заговорил. Она снова пошарила у себя за спиной и угостила мальца еще одним пирогом.
- Спасибо. А что, баба Лукерья, на остров тот так никто и не заходил?
- А что это ты про купца вспомнил? - Лукерья строго поглядела на Андрейку. - Аль задумал чего? Гляди у меня, - она погрозила сухим пальцем, - вот матери скажу как...
Весь мокрый от утренней росы Андрей прятался за школой в посадках. Симохи все не было. Серега...тот струсил, хоть и соврал, что отец его отлупил. А Симоха не должен подвести. Андрей маялся и боялся, что найдут его здесь. Вот и работники уж на ферму пошли, а Семки все нет. И Андрей стал потихоньку красться к дому Тараскиных. Но еще не доходя понял, что случилось. Над всей деревней полился бесконечный ор Симохиной матери. А сквозь него пробивался чуть слышный скулеж самого Симохи. "Ну все, остался я один. Ну нет! Все равно пойду! Возвращаться - плохая примета".
Вернувшись к школе, он подхватил припрятанный рюкзак и зашагал к лесу. Что ни говори, а одному-то боязно. Но Андрей решительно мотнул головой. Нечего сейчас плакаться, вот найду остров, клад купеческий, вот тогда все рты и поразевают. Парень приободрился.
У старой кривой сосны, в глубь леса, шла чуть заметная тропка. О ней и говорил Симоха, когда они обсуждали детали своего похода. Глянув на темный ельник, Андрей невольно передернул плечами, но свернул на тропу и скоро зашагал, сшибая верхушки кустарника сломанной по дороге жердиной.
"Пройдя по тропке, увидишь березу с обугленной верхушкой; ее молнией шарахнуло", - вспоминал он Симохин рассказ, - от нее свернешь левее, а дальше и начинается болото. Сразу почуешь, как гнилью потянет"...
...Автобус снова качнуло и Андрей спросонья чертыхнулся. Открыл глаза, бабулька, что ехала с ним недобро на него глядела. Андрей виновато улыбнулся и кивнул женщине, мол, все нормально.
Сны с недавних пор совсем одолели его. Казалось, что все забыто, ан - нет. Вот ведь, двадцать лет прошло и не вспоминал о походе том, а здесь истомился весь. И словно зовет его кто-то. Или будто забыл чего.