- Смотри, Милош. И не говори мне, что это не шедевр.
С этими словами Герман сорвал ткань, и моим глазам предстал портрет, который я буду помнить всегда.
На гранитной скале возвышалась темная фигура, каждый атом которой, казалось, источал жар своего невероятного могущества и наслаждающаяся своим правом судить каждого. Яростный взгляд демона пронзал насквозь; запахнутые, словно плащ, крылья, придавали фигуре горделивую царскую осанку. Вокруг, в серебряных бликах ущербной луны, бушевал океан. Но пенящаяся стихия расступалась перед ним и осыпалась мертвой, сказочной водой, ослепленная взглядом и пылающим венцом на рогатом челе. И еще эта улыбка... Высокомерная улыбка существа, познавшего все грехи и тайны мира.
Я невольно сдержал вздох ужаса. Действительно, с этой картиной было что-то не так. Первым желанием было подбежать и уничтожить ненавистный облик, но словно неведомая сила держала меня, и та же сила заставляла смотреть, не отрываясь, на это порождение лихорадочного сознания. Она пленяла своей какой-то первобытной красотой, нечеловеческим ужасом, рожденным в эпоху первых эонов. Она поднимала на поверхность такие древние инстинкты, о которых современная цивилизация даже не догадывалась. Эта картина словно олицетворяла все древние страхи первобытного человека перед чужой, враждебной стихией.
- Господь Всемогущий! Герман, почему ты ее просто не выбросишь?
- Не могу, - просто ответил он и растерянная улыбка пробежала по его губам.
Мне казалось - я понимаю его.
***
Мы тепло распрощались, и я пообещал, что буду навещать его. Но, как это обычно и бывает, жизнь диктует свои правила; дела в академии, куда меня пригласили читать лекции по искусству, заставили на время забыть о моем друге. Пока ужасное известие не настигло меня. Бросив все дела в столице, я, как можно скорее, выехал в Старый город.
Германа похоронили на фамильном кладбище. После службы я еще раз переговорил с дворецким и тот, по секрету, рассказал мне все, что знал. Хозяин в последнее время был сам не свой. Словно чего-то боялся. А перед этим стал запираться в подвале, подолгу просиживал там, в тишине и одиночестве. Выходил оттуда в страшном возбуждении, пугая прислугу и заставляя думать о душевном расстройстве, постигшем его.
- Ах, господин Милош, как всем было больно наблюдать за этим, - горько произнес дворецкий. - А в то утро его обнаружил наш садовник. Но, господин Милош, я всю жизнь прослужил в этом доме, знаю хозяина с малых лет. Он не мог сам поступить так, - здесь его голос сорвался, - он не мог сам сброситься с крыши. Не мог...
Мне не приходилось сомневаться в словах старика. Но я догадывался, какова была настоящая причина такой пугающей перемены. Какая ужасная смерть. Бедный Герман.