— Мама собирает старые книги, они вон там, слева, — небрежно бросает подходящий сзади Ваня. — Находит их за копейки на разных барахолках. Я один раз открыл, а там ерунда какая-то, непонятные рисунки и написана сплошная белиберда. Не знаю, что ей в этом нравится.
Саша мысленную пометку делает — потом, без Вани, прийти сюда и посмотреть, что за белиберда и непонятные рисунки в старых книгах с барахолок. У нее есть подозрения на этот счет, и подозрения довольно-таки серьезные — она о них молчит и позволяет ему снова взять ее за руку и повести дальше. На первом этаже гостиная, окнами выходящая на цветочные клумбы Елены, и столовая, где может разместиться при желании до двадцати человек, но стол посередине всего на шестерых, и кухня, откуда безумно вкусно пахнет, и кладовка («мама думает, что я не знаю, где она держит конфеты, но я их давно нашел, они на второй снизу полке в самом конце», говорит Ваня, и Саше думается, что все-то она наверняка знает, просто позволяет сыну чувствовать себя героем-добытчиком)…
— На этом дереве, — говорит она, когда они выходят на улицу и он прямиком ее ведет к своему любимому ореху, на который, говорит, карабкаться любит, — было бы классно качели повесить. Знаешь, как в фильмах.
— Значит, повесим, — отвечает ей незнакомый голос вместо ванькиного из-за спины — голос взрослый, мужской, и в нем нотки смешливые. Саша ойкает и разворачивается моментально. — Саша, да? Меня Андреем зови, я твой временный опекун, отец этого оболтуса.
— Ну па-ап, — тянет Ваня обиженно, волосы откидывая назад — они опять ему в глаза лезут, ей думается, неужели нельзя их подстричь? Андрей смеется с его обиды и по голове его треплет, пресекая всякие попытки хоть что-то с волосами сделать.
— Приятно познакомиться, — говорит она вежливо: надо же быть воспитанной девочкой. Ладонь Андрея оказывается на ее плече, и она выдыхает: кажется, эта семья не собирается, как ее родители, каждый раз похлопывать ее по макушке, а значит, можно немножко успокоиться. — Да, я Саша, буду у вас жить ближайшие полгода.
— Полгода — это плохо, — заявляет Андрей. — Лето увидишь, осень тоже, зиму тоже, а вот весну нет. А весной тут красиво. Может, на год?
Саше кажется, что он смеется над ней, но она не обижается — это наверняка по-доброму.
— Это уже от мамы с папой зависит, — бормочет она себе под нос неловко, неуверенно. — Я пока вообще ничего не могу сказать, еще не поняла ничего и ни в чем не разобралась.
— Я надеюсь, тебе понравится, — звучит как утверждение. Ей бы эту убежденность. — Ладно, бегите, Ваня уже не может на месте стоять.
Ваня правда переминается с ноги на ногу, явно спеша ей еще что-то показать, и Саша кивает, прежде чем вложить ладошку ему в ладонь снова. Пару построек на заднем дворе неинтересны почти, незаконченный домик на дереве притягивает больше внимания — Ваня разливается соловьем, говорит, осталось только принести мебель, и можно будет хоть жить тут. А еще из окна этого домика, куда они вместе забираются — места навалом! — тоже лес видно. Бук почти на его опушке растет.
— Мама запрещает в лес ходить, и папа тоже, — бормочет Ваня недовольно, заметив, что она пялится в окно совсем беззастенчиво. — А мне хочется.
— Если запрещают, значит, есть почему, — назидательно заявляет Саша, разворачиваясь к нему, тянется невольно, чтобы из волос его выпутать застрявший листик, и замирает, когда он на нее смотрит. Ощущение, что она делает что-то неправильное. Ну, кроме того, что убеждает его не ходить туда, куда сама собирается. Расслабиться получается лишь через пару секунд неловкости. — Зато из окна красивый вид. Примешь меня сюда, когда закончишь обставлять?
— Только если поможешь, — парирует он. У мальчишек, которых она видела раньше, в тринадцать лет появлялась необходимость доказать свою крутость и взрослость другим — ей кажется, Ване плевать на это, ему нужно личное пространство. Может быть, она неправа — скорее всего она неправа, все-таки не взрослая и опытная, а ребенок, не так много знающий о людях — но в любом случае ей интересно, а что же дальше. Может быть, они станут кем-то вроде друзей? Если, конечно, в нем не проснется желание быть крутым, а не возиться с малявкой, как старшие мальчики ее и других девчонок ее возраста в школе называли.
— Помогу, — заявляет она уверенно, руки в бока упирая. — Вместе интереснее.
Не все и не всегда — и не все стоит ему знать. Но об этом она ему тоже не говорит.