Решение отменить отпуск неожиданно стало казаться Алевтине правильным.
Пару минут она поплавала в собственных мыслях, раздумывая и вроде как соглашаясь пойти на это.
Затем Аля неторопливо собралась, концентрируясь только на возвращении к работе. Взяла кошелёк, в сумку положила фигурку - всё, как обычно делала по утрам. Накрасила губы, разглядывая своё усталое и серое вопреки тональному крему лицо, схватила телефон и, обувшись, выбежала за дверь, даже не взяв ключи.
Савельевны как назло дома не оказалось. "Неужели она уже на работе? Так рано? Что же мне делать теперь?"
"А что если поехать в церковь?" - накрыло вспышкой озарения. Но стоило женщине войти в автобус, как накатил голод, враз скрутивший кишки. Желудок урчал, привлекая к ней внимание пассажиров. Мутило. От слабости всё вокруг стало расплываться, став размытым и зыбким, как туман.
- Женщина, вам плохо? - участливо спросил кто-то из пассажиров.
Она что-то промычала в ответ, не в силах выдавить из себя крик, и выскочила из автобуса на первой попавшейся остановке.
В себя Алевтина пришла только в мясной лавке, расплачиваясь за кусок свиной вырезки, с желтыми вкраплениями жира, от которых во рту тут же образовалась обильная слюна. Продавщица смотрела на неё, как на сумасшедшую. Аля даже сдачу не взяла, выбежала из магазина и, завернув к жилому дому и присев, спряталась за мусоркой и стала жрать мясо, давиться, затем снова глотать, едва работая челюстями, и жрать, пока не съела всё до последней жилки.
От слёз и ненависти к себе жгло в глазах. Дышать было трудно. Она рыдала, слезами и руками размазывая утренний макияж. Вокруг мусорки по-хозяйски сновали бездомные коты и с укоризной шипели, точно прогоняя её.
- Что вытаращились, глазастые! Прочь!- закричала Аля, вставая на ноги и тут же чуть не лоб в лоб наткнувшись на сухонькую бабульку, с бигудями в волосах и в тапочках на босу ногу, с зажатым в руках полным ведром. Бабулька прищурившись, открыла практически беззубый рот и с кряхтением выдавила из себя нечто неудобоваримое и тут же с негодованием посмотрела на Алю, как будто та сделала что-то криминальное.
- Извините, - надрывно сказала Алевтина и, виновато оправив юбку, поспешила уйти.
Вздохнув, она только попыталась убедить себя, что всё в относительном порядке, как в голове раздался злорадный хохот, затем, к ужасу Алевтины, сменившийся голосом её покойной бабушки: "Не скроешься, не убежишь, ведь грех взамест души твоей кожу возьмёт, кости вывернет и мясом твоим гнилым изнутри станет".
Тошнить стало ночью, а затем Алевтину приковала к унитазу диарея, с агрессивными симптомами которой не справлялись никакие таблетки из домашней аптечки.
Аля провела второй день отпуска, лёжа в постели, часто посещая туалет.
Только к вечеру ей чуток полегчало, но, как оказалось, то распускались ещё цветочки. Рези в животе утихли, а на смену им "созревшими ягодками" пришёл лютый бесконтрольный голод.