Возглавлявшие имперский обоз крытые повозки, вьючные животные и более редкие дормиты[*] начали покидать занятую караваном за Вилмотом степь ещё с самого раннего утра. Но Эйдан распорядился разместить единственную ему приглянувшуюся (и тем самым уже законно присвоенную) наложницу из сотен других (пока ещё неклейменых их будущими хозяевами) в свой личный каррус ещё до того, как главным смотрителям обоза было отдано распоряжение встать на имперскую дорогу и запустить головную его часть в обратный путь до Третьей Границы.
Во-первых, он не хотел рисковать и держать её до отъезда в доме старосты Вилмота. Он и в свой дормит вёл её с покрытой головой ещё до первых зарниц и под прицелом глаз наименьших тогда свидетелей (по большей части неспящей охраны). Хотя и был в курсе того, что слухи о найденной им где-то в городе местной красавицы уже во всю распространялись кем-то (но явно не Песчаными Псами) среди всех охранителей имперского обоза. Но его больше волновали не слухи, а то, что Лорелию мог увидеть кто-то ещё, и, не упаси всевышние боги, сам Алион или кто-то из приближённых шавок сборщика податей.
К тому же, так ему было намного спокойнее, если вспомнить, как она чуть было не сбежала из домнуса Унглара в их самую первую ночь, право на которую Эйдан присвоил себе вместе с найденной им беглянкой. Обычно никто не мог вылезти из его постели и при этом его не разбудить. Он мог почувствовать и услышать в спящем состоянии, как рядом по подушке или постельному белью ползают самые мелкие насекомые, а уж движения более нерасторопных любовниц и подавно. Но этой дикой кошке удалось не только встать с кровати и бесшумно прокрасться к дверям, так его и не разбудив, она так же сумела перед этим выбраться буквально из-под его руки, которой он держал её во сне интуитивным захватом, как полноправный собственник. И то, он проснулся, когда кто-то скрипнул дверью в соседней светлице и, можно сказать, вовремя. Так как поймал он свою беглянку уже в коридоре, прямо на пути к лестнице на первый этаж.
Поэтому ему и пришлось ещё той же ночью посадить её на цепь, второй конец которой он временно закрепил на ножке кровати. И в дормите он не собирался снимать с неё ни наручей, ни ошейника. Как и давать хоть какого-то мнимого послабления и чем-то выделять от остальных имперских наложниц. Вначале усадил в наказание на пол экипажа, сняв с неё рабскую хламиду (едва ли ей захочется сбегать отсюда голышом), а затем зафиксировал цепь от кандалов в монтированное в половицы карруса чугунное кольцо.
- Через пару часов принесу тебе что-нибудь поесть и попить. Обычно этим занимается мой дорожный слуга, но я пущу его в дормит, когда мы уже тронемся, и когда я тебя снова после этого одену.
- Куда ты хочешь меня увезти? – кажется, она ещё не совсем понимала, что означал имперский обоз и чем на самом деле занимались сборщики территориальных податей. А уж про Огненные Земли, и где эти земли находились – и ведать не ведала. Поэтому и смотрела на него всё ещё напуганными до ужаса невинными глазками, видимо, надеясь, что он хотя бы сегодня не будет её мучить в своей постели. К слову, он и так её не трогал после их первого раза, решив дать ей немного времени на восстановление и на всё остальное.
- К себе. В свой дом. Тем более, что ты уже моя по всем имперским законам. – если не считать одной маленькой мелочи. Поэтому он так её старательно и прятал.
Кроме всего прочего, он должен был ещё её и заклеймить, чтобы окончательно установить на неё свои единоличные права. Но сделать это по всем правилам можно было лишь на территории, которые принадлежали ему или его семье – в его родовых владениях и только в присутствии имперского жреца, подтверждающего принятие богами данной жертвы. И то… даже личное клеймо не снимало с неё другой невидимой при рождении метки. Она всегда и при любых обстоятельствах будет считаться собственностью имперской короны, даже если станет пожизненной рабыней самого легата имперских жнецов.
- А где… находится твой дом?
Эйдан отрывисто усмехнулся рассматривая сверху это совершенное творение природы с телом неземной богини, к которому ему хотелось прикасаться даже сейчас, вдыхать её головокружительный запах и пробовать на вкус языком её нежнейшую кожу. Он неосознанно облизнул верхнюю губу, невольно вспоминая какой сладкой она была там, между своих соблазнительных ножек.