В итоге Мэйбл решила оставить пирамидку у себя в комнате. Диппер в нее почти не заходит, а сама Мэй знает ее как свои пять пальцев, даже несмотря на постоянный “творческий беспорядок”.
Она поставила ее на полку и нацепила кучу резинок, которые не сползали из-за вырезанных неровностей на шкатулке, образуя кубик, немного сужающийся к верхушке, а на кончик пирамидки нацепила пару сережек. Теперь шкатулка полностью вписывается в общую атмосферу комнаты девушки и найти ее будет сложно. По крайней мере, нелегко.
***
– Что у тебя с рукой? – Спросил Билл, как только Диппер оказался в центре поляны.
Он наблюдал за ним с верхушки сосны, скрывая себя от парня. Билл считал, что Дипперу вовсе не обязательно знать как он выглядит, это может нанести определенный вред памяти – воспоминания о Билле стерты, а он своим видом напомнит то, что не стоит вспоминать сейчас. Это, как минимум, болезненный процесс, не приводящий ни к чему хорошему – не факт, что память не вернется, и это может принести кучу не нужных проблем.
– Я обжегся. – Спокойно ответил Диппер, посмотрев на свою ладонь.
– Как? – Билла бесило, что Диппер сразу толком не объясняет, как, где, обо что, и при каких обстоятельствах это случилось. Ну, а Диппер считал, что это Биллу вовсе неинтересно, и потому не рассказал все и сразу.
– Я… уронил чайник и вода вылилась на ладонь.
– Не лги. – Билл всего на секунду потерял контроль. Всего секунду в его голосе плескались ярость, жестокость и безумие. Он не любит, когда ему врут в глаза. Это раздражает.
Диппер поежился и сел на серую траву. Он кожей почувствовал эмоции Голоса, но не мог понять почему эти эмоции направлены на него. Не хотел, чтобы кто-то ненавидел его.
Билл вздохнул и выдохнул, возвращая себе былое спокойствие.
– Я чувствую, когда ты лжешь, Сосенка – я часть тебя. Скажи мне правду.
– Я говорю правду.
Решение “проблемы” пришло в голову Билла как-то спонтанно, и он, не задумываясь, решил его осуществить.
Он слетел с дерева и подошел к Дипперу, продолжая скрывать себя. Он встал у него за спиной, снял белую перчатку с бинтом и протянул руку вперед так, чтобы Диппер увидел ее, и сделал видимой.
– Это не могло появиться от ожога обычной водой, Сосенка. У меня нет физического тела, я не могу пострадать от обычного кипятка.
Диппер молча сверлил взглядом протянутую ладонь, покрытую ровно такими же волдырями, как у него самого. Его эмоции метались между чувством вины и непониманием. Он протянул здоровую руку, чтобы коснуться ладони Билла – хотелось убедиться, что демон реален, – но Сайфер отдернул руку и в мгновение вернулся на исходную позицию, вновь скрываясь.
– Моя сестра нашла среди альбомов шкатулку. Я ее потрогал и обжегся. – Нервы медленно, но верно выходили из под контроля Диппера. Понимание того, что перед этим демоном он абсолютно беззащитен давило непосильным грузом.
– А сестра – нет? – Диппер молча кивнул, а Билл ухмыльнулся. Ну конечно! У Пайнсов, и нет оружия против Билла Сайфера, демона Разума и Безумия, размечтался.
Да, эта шкатулка, а точнее ее содержимое, не сможет его уничтожить, но вполне может уничтожить тело, в котором он прибывает. Уничтожить Диппера Пайнса. И тогда Билл будет вынужден вернуться в Измерение снов на неопределенный промежуток времени, пока кто-то вновь его не призовет. Ему это не надо, как и потеря такого… сообразительного “сосуда”.
– С Мэйбл все нормально. – Диппер оглянулся в поисках невидимого, но явно существующего, собеседника, и так и не найдя его, начал задавать вопросы. – Что это такое? Почему шкатулка меня обожгла, а Мэйбл – нет? Для чего она нужна и почему была у нас дома? Она может еще как-то влиять на людей?
– Слишком много вопросов. – Проговорил Билл, но, тем не менее начал отвечать на них не вдаваясь в подробности. – Это – шкатулка, которую нельзя открывать ни при каких обстоятельствах. Обжегся ты, скорее всего, по своей глупости и неосторожности. А у тебя дома она могла оказаться совершенно случайно, а могла быть зачем-то нужна.
– Но…
– Найди ее, Пайнс, но не вздумай трогать. Важно, чтобы шкатулка была у тебя на виду. –Серьезным тоном приказал Сайфер.
– Хорошо. – Диппер уставился на свои колени. Отчего-то он боялся оторвать взгляд от них. Боялся наткнуться на того, с кем говорит.