Я ударяю кулаком по дверному косяку.
— Давай останемся. — Мои слова звучат беспечно, но в предложении нет ни капли беспечности. Сдается, я в жизни не произносил ничего серьезнее этой пары слов.
— Где? Здесь?
— Да. Может, нам удастся зарезервировать этот номер еще на одну ночь.
Мне нравится выражение ее лица, будто она всерьез обдумывает мое предложение.
— Но твоя группа уезжает. Ты говорил, у вас завтра выступление.
— Вчера ночью мы решили, что я ухожу из группы.
— О. Я думала, это всего лишь предложение, а не окончательное решение.
Подойдя к ней, я тяну за край полотенца, которое она подоткнула на груди. Оно падает на пол. Наши губы встречаются в поцелуе, и я чувствую ее улыбку. По ее жарким объятьям я понимаю, что ей тоже совершенно не хочется уезжать. А ответный поцелуй мигом развеивает ужасающее чувство тоски, успевшее обосноваться в моей груди. — Хорошо, — отвечает Лейла еле слышно.
Показания
Я проговорил уже полтора часа кряду, а детектив не проронил ни слова. Я бы и дальше продолжил, но все это время Лейла не смолкала. Нужно удостовериться, что с ней все хорошо.
По крайней мере, настолько, насколько может быть хорошо девушке, которую держит в заточении ее же парень.
— Прошу прощения, — я обращаюсь к нему, выдвигая стул из-за стола. — Вернусь через несколько минут.
Детектив с пониманием кивает и останавливает запись.
Я снова иду наверх умолять ее довериться мне, пока не разберусь в происходящем. Открыв дверь, вижу, как Лейла, стоя на коленях, изо всех сил пытается освободить запястья от веревки, которой ее руки привязаны к изголовью.
— Лейла, — говорю я беспомощно. — Перестань, пожалуйста.
Она резким рывком тянет руки на себя в попытке разорвать веревку. Я содрогаюсь. Наверняка это ужасно больно. Подойдя к кровати, я осматриваю ее запястья. Они все покрылись ссадинами после многочисленных попыток освободиться и даже начали кровоточить.
В ответ она бормочет что-то невнятное, и я отклеиваю ленту с ее губ. Лейла жадно глотает воздух.
— Пожалуйста, развяжи меня, — просит она, глядя на меня покрасневшими глазами, полными печали. Ее левая щека перепачкана тушью. Мне больно видеть ее такой. Я не хочу, чтобы ей приходилось терпеть это, но у меня нет выбора. Во всяком случае, мне кажется, что у меня его нет.
— Я не могу. Ты же знаешь.
— Прошу, — молит она. — Мне больно.
— Не будет больно, если прекратишь вырываться. — Я поправляю подушку и немного ослабляю веревку, чтобы Лейла могла лечь. Я понимаю, что она чувствует себя узницей. В каком-то смысле так и есть. Но я, по крайней мере, не стал связывать ей ноги. С ней все было бы в полном порядке, если бы она лежала смирно и перестала сопротивляться. Может, даже смогла бы наконец отдохнуть.
— Дай мне еще пару часов. Я заберу тебя с собой, когда мы закончим.
Она закатывает заплаканные глаза.
— Ты обманщик. Теперь только и делаешь, что врешь мне.
Я не принимаю ее слова близко к сердцу, понимая, что она говорит не всерьез. Просто напугана и расстроена.
Но и я тоже.
Наклонившись, я целую ее в лоб. Лейла пытается отодвинуться от меня, но ей мешают веревки. Она плачет, старательно отводя взгляд, и я стискиваю зубы, подавляя чувство вины.
— Я не буду заклеивать тебе рот, если пообещаешь не кричать.
Она соглашается на такие условия и кивает, сломлено глядя на меня, будто в этом сражении я одержал победу. Но я хочу сражаться лишь за то, чтобы у нас все снова стало нормально.
Закрывая за собой дверь в комнату, я слышу, как Лейла начинает всхлипывать. Я чувствую, как ее боль отзывается в каждой части моего тела до треска в костях. Перевожу дух, прижавшись лбом к двери, и стараюсь взять себя в руки.
Когда я возвращаюсь на кухню, на столе меня ждет стакан с напитком темного цвета. Детектив жестом приглашает меня выпить.
— Бурбон, — поясняет он.
Я сажусь за стол и, понюхав жидкость, делаю глоток, с наслаждением чувствуя, как она обжигает горло. Волнение мигом ослабевает. Стоило сразу налить себе выпить.
— Как вас зовут? — интересуюсь я. Мне известен только адрес почты, с которой он отвечал на мои письма, но это рабочая почта. Его настоящее имя в ней не указано.
Он опускает взгляд на свою рубашку с логотипом Jiffy Lube1, заляпанную масляными пятнами, и нашивкой с именем Рендалл. Он указывает на нашивку.
— Рендалл.
Детектив возобновляет запись, но мы оба знаем, что это не его имя, и я уверен, что рубашка тоже ему не принадлежит. Но, даже понимая, что он скрывает от меня свою личность, я продолжаю отвечать на вопросы, потому что на целом свете больше нет человека, который мог бы мне как-то помочь.
А мне отчаянно нужна помощь.
Настолько отчаянно, что я принимаю решения, которые еще пару месяцев назад не осмелился бы принять.
Любопытно, как сильно необъяснимые явления могут изменить мировоззрение человека. И не только мое мировоззрение, но и моральные принципы, ценности. Мои цели. Мое сердце.