Лейла все так же лежит, привязанная к кровати, но сброшенная с тумбочки лампа валяется на полу. Девушка невозмутимо смотрит на меня.
— Отпусти меня, иначе еще что-нибудь разобью.
— Не могу, — мотаю головой я.
Она толкает ногой прикроватную тумбочку. Та отъезжает в сторону, и Лейла опрокидывает ее еще одним взмахом ноги.
— Помогите! — кричит она. — НА ПОМОЩЬ!
Она знает, что в доме есть кто-то еще, но понятия не имеет, что он здесь не для того, чтобы помочь ей сбежать.
— Он приехал не затем, чтобы помочь тебе, Лейла, — говорю я. — А чтобы помочь нам найти ответы.
— Я не хочу никаких ответов! Я хочу уйти!
С тех пор, как это началось, я не раз наблюдал ее истерики, но не припомню, чтобы она так сильно заводилась. Отчасти мне хочется развязать ее и отпустить, но так я лишь навлеку на себя неприятности. Лейла пойдет прямиком в полицию. И как я буду оправдываться? Скажу, что меня заставил призрак?
Если меня не отправят за решетку, то упекут в психиатрическую лечебницу.
Я крепко сжимаю ее лицо ладонями. Мне нужно, чтобы она смотрела мне в глаза, а она никак не хочет сидеть смирно.
— Лейла. Лейла, послушай меня.
По ее щекам бегут слезы. Она тяжело дышит, судорожно хватая воздух. Белки ее глаз покраснели от слез.
— Лейла, это не в моей власти. Ты же знаешь. Ты видела запись, — я вытираю слезы с ее щек, но за ними текут новые. — Ты не сможешь уйти, даже если я тебя развяжу.
— Тогда зачем связывать меня, если я не смогу уйти? — От слез ее голос звучит гортанно. — Развяжи меня и дай пойти с тобой. Можешь привязать к стулу, мне плевать. Но я больше не хочу быть здесь одна.
Я хочу развязать ее. Но не могу. Не хочу, чтобы она услышала то, что я собираюсь рассказать детективу. Понимаю, ей страшно, но здесь она в безопасности. Даже если самой ей так не кажется.
— Хорошо. Пойдешь со мной вниз. — В ее глазах мелькает надежда, но угасает, когда я продолжаю: — Скоро. Дай мне еще двадцать минут, и я вернусь к тебе. — Я целую ее в лоб. — Двадцать минут, даю слово. — Я поднимаю упавшую тумбочку, ставлю лампу на место и возвращаюсь на кухню.
Я спускаюсь по ступеням тяжелой поступью. Чем дольше я силой удерживаю Лейлу, тем больше крепнет мое чувство вины, и тем сложнее ей будет простить меня.
Оно вообще того стоит? Стоит ли подвергать ее таким страданиям ради ответов, которые мы с Уиллоу получим?
— С ней все хорошо? — спрашивает детектив, едва я вхожу на кухню.
— Нет, не хорошо. Она привязана к кровати. — Я тяжело плюхаюсь на стул и прячу лицо в ладонях. — Давайте закончим поскорее, и я решу, что делать с ней дальше.
— Ей известно, зачем я здесь?
— Нет.
— Ей хоть что-то известно?
— Немного. Но она считает, что все это связано с ее травмой. Потерей памяти. Ей невдомек, что все это не имеет к ней никакого отношения.
— А что она думает о том, что вы держите ее взаперти?
— Думает, что я чудовище.
— Почему же вы просто ее не отпустите?
Такой простой вопрос, на который нет ни одного простого ответа.
— Потому что она может быть права. Может, я чудовище.
Он кивает с ноткой сочувствия. Понятия не имею, как он может смотреть на меня без осуждения, но именно такой у него сейчас взгляд. Будто он уже видел подобное прежде.
— Вы разговаривали с Уиллоу после того случая с роялем?
Я отрицательно мотаю головой.
— Нет, я заснул. Проспал почти двенадцать часов из-за таблеток. Когда проснулся, Лейла решила провести еще один день у бассейна, хоть и обгорела на солнце. Лежала под зонтом и читала книгу в его тени. Я присоединился к ней, потому что не хотел находиться в доме. После случившегося минувшей ночью, мне было неспокойно. Но все время, что мы провели на улице, я сидел в телефоне. Смотрел записи с камер, ждал, что произойдет что-то еще. Общался с людьми на форуме.
— В тот день вы разговаривали с Уиллоу?
— Около пяти вечера приехали Чед с Аспен. Я даже не пробовал заговорить с Уиллоу. Старался забыть о случившемся, но она не дала мне такой возможности.