Сомневаться пришлось ровно до той поры, пока не появились другие люди. Сложно не почуять недоброе, когда видишь в руках у кого-то в руках кочергу. Ещё там были палки, осколки кирпичей, и даже громоздкий медный плафон, обладатель которого явно не слишком понимал, что тот делает у него в руках. Их было около десятка, мужчины и женщины примерно поровну, и они, подойдя к женщине, пинком свалили коляску. Та в последний момент успела схватить содержимое на руки - это и в самом деле оказался свёрток с младенцем.
Увидев разъярённую толпу, Игорь сделал из бутылки большой глоток, воткнул её в сугроб и, запихав в карманы руки, прогулочным шагом стал приближаться. Никогда не знаешь, чего ожидать от алкоголя - он может подставить тебя, связав шнурки, а может, напротив, унять дрожь в коленях и заставить идти в направлении почти верного сотрясения мозга, весело посвистывая.
Когда ноги вдруг запутались в чьём-то брошенном свитере, уже порядком заиндевевшем на морозе, в голову Игорю пришла идея. Он подхватил предмет одежды, придал ему необходимую форму. Впереди валялось несколько кирпичей, которые использовали для разграничения места на парковке. Игорь поднял и их тоже.
Все эти люди были не в себе. Разного возраста, начиная лет от двадцати - столько на вид было лысому парню с дрянной татуировкой вокруг уха и пронзительно-синими прожилками у основания шеи - и до шестидесяти-семидесяти: у тощей, поджарой, похожей на волчицу старухи с дрожащими губами и кухонным ножом в руке, трудно было доподлинно установить возраст. Собственно, так же не в себе была и молодая мать - прижимая ребёнка к груди, она идеально круглыми глазами смотрела на обидчиков. Представив на её месте Ленку, Игорь почувствовал почти физическую боль.
- Что вы хотите? - закричала молодая мать.
- Всё нормально, - зашамкала старуха, и складки на шее её затряслись. - Ты можешь отдать его нам. Мы о нём позаботимся.
Все взгляды - и взгляд Игоря в том числе - были на младенце. Он не плакал. Даже самые маленькие дети способны уловить разлитую в воздухе агрессию; но этому младенцу, словно потомственному герою боевиков, было на неё плевать. Глаза его казались до крайности огромными и словно округлёнными от удивления. Он не сосал соску, не моргал, не делал то, что предстало делать младенцам - он как будто пытался проглядеть в низких тучах дырку, и... улыбался! Лицевые мышцы грудных детей ещё не работают, удивительно даже то, что у них получается моргать как надо, что уж там говорить обо всём остальном? Но это была именно улыбка, пусть слабая, пусть лишь подобие, изогнутый в нужную сторону мазок пурпурной краской, сделанный рукой робкого художника.
Старуха всё ещё протягивала руки (нож она весьма неосмотрительно запихала под мышку), и опустила их только когда молодая мамаша отвернулась, прижимая к груди чадо.
- Тогда ладно. Как пожелаешь, милочка.
Старуха вновь взяла за рукоятку нож, обращаясь с ним бережно, как с опасной змеёй. На левой руке звякнули многочисленные браслеты.
- Да кто вы такие?
- Санитары нового века, - сказал усатый господин с седой гривой волос, спускающихся из-под фетровой шляпы до самых плеч. Он напоминал не то слегка свихнувшегося профессора, не то постаревшего и обрусевшего графа Дракулу, вампира из румынских легенд. Он влез в разговор деликатно, но освоился сразу, будто всегда здесь присутствовал. - Доктора по неизвестным болезням. Сейчас объясню: знаете, есть разные теории. Но все они сводятся к тому, что нам с вами пора поменять взгляды на современный мир, на общество, ну и так далее. Вот мы - уже поменяли. Что бы не произошло с вашим ребёнком (вирус, чужеродное вмешательство?), правды мы всё равно, скорее всего, никогда не узнаем, вряд ли ему теперь полезны прогулки на свежем воздухе.
- А что полезно?