Когда он вернулся с последней охапкой веток, тушки уже подрумянивалось над огнем, а губы лика пращура на древесном стволе были вымазаны жертвенной кровью. Спутники обвели лагерь кольцом подпаленной травы, наговоров, и тонких жилок с трещотками, настороженными на незваных гостей. Мало ли в лесу обитателей, которые не прочь проведать спящих.
Мясо быстро исчезло на дне голодных желудков. Костерок, проглотив остатки трапезы - приношение Животворящему Огню, довольно зашипел, ровно освещая ложбинку, где расположились юноши. Тишину нарушали лишь шум деревьев да потрескивание углей. Дежурить первому выпало Савину, и Зоул улегся на шкуру, покрывшую слой старого сухого лапника, с удовольствием вытянув ноги. Только теперь он почувствовал накопившуюся за день усталость и предался блаженству отдыха.
Савин разбудил его среди ночи и молча свалился на свое ложе. Зоул протер слипающиеся глаза, размял суставы, подбросил в едва тлеющий костер пару веток, потом сел на корень, выступающий из земли, глядя, как алые язычки танцуют над углями. Он попытался вспомнить, что ему снилось, почему-то это казалось важным, но в памяти остались лишь белые камни да лунный свет.
Вокруг, в ночи шла своя беззвучная жизнь. Где-то крикнула ночная птица, послышался шелест листьев, хлопанье крыльев, писк и вновь воцарилась тишина. Полянку окружали только безмолвные бугристые стволы с занавесями мрака меж ними. Юркие отблески огня пробегали по коре, сплетаясь в бесконечный узор, и это было единственным движением, которое видел Зоул.
Вдруг он понял, что один из древесных корней смотрит на него. У основания ствола, за пределами сторожевого круга, сливаясь с пляской световых бликов, застыло удивительное существо.
Чешуйчатое змеиное тело венчала лошадиная головка с лицом старичка и взглядом филина. Густая золотистая грива падала с затылка и темени, а под подобием носа струились длинные шелковистые усы. Большие глаза смотрели разумно и строго, а в их черной глубине плясали янтарные искры, отблески костра. Существо глядело прямо в зрачки человеку, и он тоже не отводил взора, опасаясь пошевелиться, хотя и не испытывал страха. Память услужливо подсказала имя – Уж, покровитель ведающих, податель мудрости, хранитель тайн, сам Уж пришел к нему.
С десяток ударов сердца ночной гость продолжал, не мигая, смотреть на Зоула, словно оценивая его, а потом юноша услышал или может быть, угадал шелестящие, едва слышные слова: « Продолжай свой путь. Но торопись, торопись. И опасайся,… Матери змей. Огонь жжет…».
В глазу запершило, словно в него попала соринка и человек, не выдержав, сморгнул. А в следующий миг у корней уже никого не было. Только огненные блики продолжали свою пляску.
Солнечный лось еще не показал своих рогов из волн моря, когда спутники уже собрались в дорогу. Прохладный утренний воздух, напоенный ароматами леса и влагой росы, бодрил не хуже напитка, что варили на праздниках племени. От вчерашней усталости не осталось и следа и теперь, при свете утра, ночной гость казался Зоулу не более чем сном наяву, навеянным пляской пламени. Но, так или иначе, а предупреждение предназначалось только ему.
Трое шагали по траве, мокрой от росы, оставив стоянку с затушенным костром позади, все дальше уходя от береговых скал, покрытых лесом, в царство пологих холмов. Взобравшись на вершину одного из них, юноши остановились. Ниже по склону, заросшему пестрым ковром разнотравья с грубыми прорехами белесых проплешин плитняка, стояла небольшая плотная дубовая рощица. К ней они и направились.