И вот настал момент, когда Женя вовсе потеряла контроль над собой. В глазах потемнело, руки сильнее сжали нож, а ноги сами зашагали в сторону надсмехающегося убийцы… И все. Темнота. Потеря сознания от страха?.. Девочка совершенно ничего не чувствовала, не видела, не слышала, но понимала, что в сознании, и что она жива. Ее окутало странное и жуткое неведенье, не позволяющие ей контролировать себя же.
Шли секунды, минуты. Женя по-прежнему не понимала, что происходит. Страшно не было, было непонятно. Казалось, этот странный голос захватил ее сознание и разум. И, кажется, так оно и было.
… Но прошло какое-то время; нельзя сказать, сколько именно секунд, минут или даже часов пробежало. Прошло время, и разум постепенно стал разъясняться. Пропала тьма перед глазами, и Женя уже чувствовала себя саму. Почему-то очнулась она на заднем дворе их дома. Но еще больше ее удивило и действительно напугало то, что ее собственные руки были по локоть в крови, также, как и вся одежда. В голове все пошло кругом, Женя отказывалась верить тому, что увидела. Кое-как поднявшись на ноги, Женя побежала в дом, надеясь, что родители все-таки еще живы. Но вид собственных окровавленных рук не мог оставить ее в покое. Потому сначала она все-таки побежала в ванную, чтобы отмыться. Там же в сушилке она взяла чистую одежду — большую для нее серую толстовку, которую ей отдал брат, и светлые джинсы — и быстро переоделась. Неважно, что сейчас ночь и одеться надо было бы в другую, домашнюю одежду. Сейчас это вовсе не имеет значения… Но Женя надеялась, что все ей это привиделось, а запачканным руками и одежде можно найти какое-то объяснение. Тогда девочка все-таки вернулась на кухню… И убедилась в том, что все это не было видением. Родители действительно убиты. Женя буквально прилипла к стене в ужасе, сползла вниз и тихо заплакала, боясь издать лишний громкий звук… Но она поднялась с пола и прошла дальше по коридору, мимо кухни. Она не могла смотреть туда. Тяжело перетаскивая ноги и придерживаясь за стену, она прошла к выходу из дома, как раз-таки на задний двор. Там лежало еще одно тело. Это был тот самый убийца, который усмехался, видя Женю перед собой. Теперь же он сам валяется обезображенный.
«Уходи отсюда», — снова начал отдавать приказы голос в голове. Женя уже не знала, что делать. Потому послушала этот голос и решила убежать прочь…
… На следующий же день на место убийства приехала полиция. Когда стало ясно, кем был убийца тех двух взрослых людей — полиция стала вести себя совершенно иначе. А соседям было запрещено рассказывать о случившемся. На вопросы людей не давали ответов, а если и давали, то очень неясные. Официальная версия была таковой: сбежавший преступник проник в дом, и, как было установлено, стал искать деньги и какие-нибудь драгоценности; его попытался остановить глава семьи, из-за чего был убит. В последствие же также была убита и его жена, так как преступник боялся, что та вызовет полицию. Но по каким-то причинам после убийства решил также покончить с собой. А вот о пропавшем ребенке все будто забыли и объяснять ее исчезновение не посчитали нужным. Также, как и не стали в дальнейшем ее искать. Так Женя была объявлена пропавшей без вести. Скорее всего, также скончавшейся от возможных полученных травм. На этом дело закрыли, а всю шумиху быстро замяли.
Одна лишь девочка знала, что она жива.
Поздний вечер. Даже почти ночь — двенадцать часов. В это время на улицах города наконец становится меньше людей, что уж говорить об узких переулочках между домов. По одному из таких переулков шел человек, неся в руке некий чемодан, и говорил по телефону. От слабого лунного света и света редких уличных фонарей его лицо прикрывала шляпа.
— … Эх, ну вот теперь и расслабиться можно, да? Сколько у тебя там еще отпускных дней? Десять? — спросил человек с обратной стороны провода.
— Одиннадцать, — ответил идущий по улице низким, будто вибрирующим грубым голосом.
— Одиннадцать! Оо, отлично, старик, и правда отдохнешь.
— Надеюсь, смогу хоть в этот раз все-таки сходить в местный оперный театр. Все-таки в Сиднее я не часто бываю.
— Только меня туда не тащи, хорошо? Мне и у нас хватает твоих выступлений и премьер.
— Ты имеешь что-то против моих спектаклей? Режиссер у нас, конечно, иногда бывает тем еще мудаком, но разве тебе не нравится на халяву ходить в театр?
— Ты же знаешь, что я ходить в театр в принципе не люблю!
— Не друг ты мне больше.
— Вот не начинай только!
— Да, да, конечно, — тот посмеялся. — Ладно, дело сделано, теперь и отдохнуть можно.
— Все вышло довольно быстро, тебе так не кажется?
— Потому что я отличный стрелок, Майло. Привык бы уже, наконец.
— Эй, не будь у тебя такого хорошего информатора, как я, кто знает, сколько бы еще времени пришлось потратить твоему заказчику и тебе на поиски того выродка.
— Сколько еще раз я должен тебя поблагодарить, чтобы ты успокоился? Или увеличить тебе твою долю? Не думаю.
— Эй-ей, не забывай, что это все только для тебя «подработка». Для меня же каждое дело и каждый центик имеет значение, приятель. Это большая часть моего…
— … Дохода, да-да-да, можешь не повторять, у меня хорошая память.
Из-за практически полного отсутствия света на таких узких улочках казалось, что любой поворот ведет в какой-то подземный туннель. Темно, довольно тихо. Спокойно. Тишину разбавляют разве что шумы машин с соседних улиц и стрекотание ночных насекомых. На пути никого, все люди растворились еще в десятом часу вечера. По крайней мере, в этом районе уж точно.