Панов только промолчал в ответ. Наконец, когда прошла минута, не менее, заговорил Хрипунов:
- Басурман и есть басурман - Москву татарам отдать! Кто ж он ещё?
Все трое рассмеялись. До ушей Андрея донёсся голос Панова, такой тихий, что, вслушиваясь, он едва не забыл о том, чтобы шумно сопеть, изображая спящего.
- Игумен его ещё после новгородского дела подумывал отделать, но тогда Косматые вывернулись. Но Москву игумен ему не простит, это все знают.
"Игумен" - так называл себя государь, возглавлявший "монастырское братство" опричников.
- А Корелу кто знает из наших, спрашивали уже? - послышался после непродолжительного молчания голос Панова.
- Да тайга там одна, гнус тучами и зверь пушной. Люди - ещё реже, и ещё дурнее зверя.
- Хрипун правду говорит, - вмешался Клешня. - Людишек там, считай, что и нету, и все некрещёные.
- Поганым идолам молятся? - спросил Панов с насмешкой. - Ну, на то мы и иноки опричные, чтобы привести их к Христу!
Вопреки обыкновению, ответный смех Хрипунова и Клешнина был тихим и непродолжительным.
- Культя, - так они звали Сашу Култашова, - кое-что слыхал, когда мы ещё в Ливонии стояли. Но совсем чудные вещи, вроде сказок...
- Ну, не томи, Хрипун, рассказывай - я люблю страшные сказки на ночь.
- Да такое... Не скажешь, что страшное...Говорят, люди там живут дикие, пришедшие с востока по тундре в незапамятные времена...Ни колеса, ни коня они не знают, грамоте не обучены...
- Ну, не они одни, - встрял Клешнин. - Ты ещё в школе литеры путал...
- Это ты путал, - огрызнулся Хрипун. - Помню, однажды...
- Ну, будет вам! Рассказывай, что знаешь, Хрипун!
Хрипунов издал звук, одновременно с которым обычно брезгливо кривился. Колычев, прдеставив себе, как он сейчас растягивает лицо в неприятной усмешке-гримасе, выругался про себя.