- Лекс, ну хватит дуться? Ничего страшного не произошло. Ему даже больно не было. Быстро всё сде... - его слова оборвал доносящийся с кухни звон стекла.
Он замер, принюхался, и радостное настроение тут же как рукой сняло, вместе с симптомами эйфории. В его мир вернулась серость. Уголки губ опустились вниз, нос наморщился, и Саша пробормотал сквозь зубы:
- Папа... Да ещё и пьяный...
Саша развернулся и поплёлся на кухню, шаркая босыми ногами по линолеуму. Первое, что он увидел, - отец, сидящий за пустым столом. Никакой закуски, только гранёный стакан и две бутылки дешёвой водки, одну из которых глава семьи уже опустошил. Выглядел он неважно: трясущиеся руки, понурый вид, стеклянный взгляд и неживое, будто каменное, лицо.
- Папа, почему ты дома? Что-то случилось?
Отец неспешно перевёл взгляд на Сашу и, глядя ему прямо в глаза, спокойно, но не всегда разборчиво, заговорил:
- Здесь вопросы задаю я, не вырос ещё. Где ты был?
- На тренировке, - без раздумий соврал Саша, и внутри даже ничего не дрогнуло.
- Врёшь, я звонил Семёнычу, ты две недели не появлялся, - процедил Александр Александрович.
- Да как не появлялся? Мышцу я на ноге повредил, вот и не ходил. Сам потихоньку разминаю.
- Не ври! Насквозь тебя вижу! Я с работы отпросился, а ты шляешься не пойми где. Ты вообще помнишь, какой сегодня день?
- Вторник... - растерянно выдавил Саша, запутавшись окончательно в том, чего от него хотят.
- Вторник, - со злобой передразнил Александр Александрович, налив и опрокинув в глотку очередной стакан водки.
Отец покряхтел, поморщился, выдохнул в сторону и вновь заговорил:
- Что у тебя в голове-то? Пепел, что ли, вместо мозгов? Со своими поджогами всё позабыл? Сегодня ровно три года, как умерла мать. А ты? Совести у тебя нет! Я на кладбище уже один сходил... Тебе же на всё насрать!