Сам Святослав проводил сыновей молча, благословил с крыльца и опустил взгляд - нехотя благословил, не добром, просто чтобы успокоить совесть. Только напоследок встретился глазами с Давидом - у обоих во взгляде была злоба. И страх. Знает кошка, чье мясо съела. Дмитрий, убитый Давидов братец, был крестником Святослава. Ссора давно была бы забыта, если бы не злобные Давидовы глаза каждый раз, когда он встречал старого князя. Он любил Дмитрия, как собственного сына. Пятого сына.
Роману стало хуже. Он почти не вставал, читал днем и ночью, в основном по-гречески - шепча длинные музыкальные слова и задумываясь над ними. Тогда даже кот не решался смотреть ему в глаза.
Впервые за долгое время зашла мать. Села в кресло у окна, повздыхала, покивала, не решаясь задать вопрос, ради которого пришла. Роман его понял, но не спешил отвечать; ну как ей сказать - они и так жестоки друг к другу. Он не стал даже встречаться с ней глазами - ничего хорошего не было в его безумном взгляде, видевшем запретное. Мать посидела немного, встала со вздохом, медленно пошла к двери; остановившись на пороге, прошептала имя сына - словно чужое и незнакомое, совсем отвыкла от его вкуса. И вышла. После ее ухода Роман долго смотрел в потолок, видя совсем другое, и тоже пытался вспомнить какое-то имя или слово - которое никогда не решался произнести даже в мыслях. Потом попытался читать - буквы разбегались перед глазами, как испуганное стадо, не хотели складываться в слова; буквица - дракон с человеческим лицом - стала казаться живой, шевелилась, дышала, а лицо - похоже на кого-то, кого надо вспомнить... Забыть.
На пятый день прибыл гонец от братьев и сообщил, что в дне пути до войска, за рекой, разведка обнаружила передовые отряды половцев. Братья собирались дождаться рассвета, переправиться через мутную речку и атаковать, пока не подтянулись основные силы врага. Гонец явно рвался назад, но Святослав его не пустил. Он не хотел, чтобы сыновья узнали, с каким лицом отец встретил их гонца.
День догорел, в доме начали суетиться перед отходом ко сну. Роман видел гонца в окно - как тот приехал, как говорил с князем, как побледнел, услышав приказ остаться; он слышал тяжелые шаги отца внизу, видел, как холопы собирались во дворе и о чем-то шушукались, косясь по сторонам. Он давно почуял идущую весть и это заставило его подняться. Теперь он все узнал, даже не слышав гонца, - и поразился тому, какая холодная волна неизбежности ударила в сердце, какой силы был этот след его давнего разговора с Юрием. Он ощущал брата, его мысли, его смятение и стылую тоску по чему-то неуловимому - только Роман понял, что это было, - слышал его молитву, жаркую и безнадежную; Юрий пытался дотянуться до него мыслью, просить о чем-то, что-то объяснять - он не знал, что это ему удалось. Но Роман уже ничего не мог сделать - он просто не мог ответить. От этого было больно физически, кружилась голова, вернулись зеленые мушки в глазах - он упал на постель, дрожа и не смея открыть мысли - тогда эта волна боли убьет его - убьет раньше времени...
Братьям не удалось дождаться рассвета - половцы успели раньше. В три часа утра, когда только-только погасли звезды и затихли молитвы, они молча ударили на лагерь братьев, пользуясь тем, что их малочисленность не заметна в темноте. Братья были не готовы, но пришлось принять бой. Давид и Всеслав что-то услышали, но не успели поднять тревогу - на их край пришелся первый удар. Началась бестолковая свалка. Половцы даже не стали поджигать шатры - хотели все сделать тихо и быстро. Русских было больше раза в два, но готовы к бою были очень немногие. У половцев были луки, и им не нужен был свет - они стреляли не целясь.