Дома эйфория схлынула, разбившись о немытую с утра посуду и гору ношеной на этой неделе одежды, которая уже начинала попахивать. Поставив кипятиться чайник, Кыса одновременно пыталась переодеться в домашнее, прибраться и отыскать «Бестиарий Средней полосы России, Урала и Сибири». Сидя в расстегнутой блузке и капроновых колготках на кухонной табуретке, Кыса невольно углубилась в чтение, не замечая как чай сначала остыл, а потом покрылся мерзкой пленкой. Глухой удар сотряс ее окно. Кыса подскочила, разлила чай и, чертыхаясь, заорала, что она знает страшные заклятия. Атаковать из-за окна никто не спешил, так что она выпила еще коньяку, убедив себя, что это просто какой-нибудь сумасшедший голубь: старушка снизу их прикармливала, и они то и дело путали этаж.
Проснулась она на диване, все в тех же колготках и блузке. Уголок книжки, открытой на статье о птице-сирин, больно впивался в щеку. Хорошо по субботам! Можно весь день ходить в пижаме и не вспоминать, что завтра воскресенье. Кыса медленно умылась, запахнула себя в самый огромный и мягкий халат, зевнула от души, прошлепала на кухню, прилипая босыми пятками к липкому после чая полу. И тонко взвизгнула. Кухонное окно покрывали кровавые разводы, словно кто-то бился, пытаясь проникнуть внутрь. Но хуже всего был отпечаток человеческой ладони. На подоконнике сидела, щурясь от дневного света, окровавленная неясыть. Ее припорошило снежком, который вчера вызвала Маргарита Семеновна. Грудь совы вздымалась медленно, через силу. Кыса впервые за свою ведьминскую карьеру ощутила, что дело пахнет сильным проклятием. Мерзкий голосок внутри предположил, что и без черта не обошлось.
Кыса открыла окно, и неясыть ввалилась внутрь, тут же превращаясь в голую, окровавленную, но живую девушку необычайной красоты. Бледная кожа, черные, длинные волосы, алые губы, сияющие сапфирами глаза. В общем, типичная заколдованная царевна.
— Спасибо, — хриплым, простуженным голосом сказала она, кутаясь в наброшенный на плечи Кысин огромный халат. — Сигаретки не будет?
— Вино есть, — пролепетала Кыса.
— Эх, опять зигзагами летать буду… Наливай!
Через полчаса Алена рассказала, что она дочка местного бандита, ну, того, чьи сегодня похороны, а прокляла ее мачеха, та самая блондинка в шубке. Причем прокляла непреднамеренно, так, между прочим пожелала «бродить тварью вонючей типа мыши летучей и в квартире не появляться, пока я не разрешу, ясно?», а дальше — много непечатной лексики. И вышвырнули Алену в пижаме и тапочках два мачехиных бугая. В тот же миг обросла она перьями и взлетела в небо и так, поедая других птиц и крыс у помойки, промаялась три дня, утрачивая человеческий разум. А ночью что-то притянуло ее к Кысиному окну.
— На меня кто-то напал. Я не поняла, кто. Огромная тварь, черная. Сове такое было незнакомо.
Кыса похолодела. Неужели черт? Он же безвредный. Вроде.
— Так почему я расколдовалась? Как ты думаешь? — Алена с интересом рассматривала подростковые плакаты с поп-идолами, закрывающие пострадавшие после потопа сверху кусок обоев и детские фотографии из школы обычной и магической.
— Не думаю, что ты расколдовалась. Проклятия делятся на три типа, — Кыса, хоть и учила к зачету, так и не вспомнила заумные латинские слова. — Но факторов много: фаза луны, родственные связи, выбор слов, влюбленность… Кстати, ты не влюблена?
— Я рассталась с этим козлом три месяца назад. Да и так, тусили мы с ним просто. Он тратил мои деньги и подкатывал к мачехе. А что?
— Мачеха ведь пожелала тебе стать летучей мышью? А стала ты совой?
— И?
— Заданное условие изменилось, вот что. Настоящая любовь разрушает проклятия. А в тебя влюблен кто-нибудь?
Алена выразительно взмахнула руками, указывая на всю себя.