— То-то я и вижу, как наш принц не торопится отпускать твою ручку, цветочек, — подмигнув мне, продолжает Гимли. Провожу свободной рукой по лицу. Плохой из меня собеседник в споре с гномами.
— А тебе завидно? Могу уступить место, и ты подержишь Лесного принца за ручку, — с ухмылкой предлагаю я. Тут уже весь отряд с удовольствием наблюдает за разыгравшейся сценкой.
— Что ты, не хочу я почувствовать на своей шкуре ревность столь милой, но умелой эльфийской воительницы, — начинает отмахиваться гном, отходя от нас с Леголасом подальше. Тут уже мы вместе с эльфом начинаем смеяться, после чего встаем на ноги и наконец-таки расцепляем руки.
— Гимли, у тебя слишком развита фантазия, — подходя к другу, слегка похлопываю его по плечу. И с сожалением для себя понимаю, что слова гнома задевают за живое. Когда-то же я мечтала о чем-то подобном. Хотела просто жить, наслаждаться компанией Аранена, завести семью. В своих самых смелых фантазиях представляла то, как могли бы выглядеть наши дети. Но потом случилось многое, жизнь изменилась, перевернулась с ног на голову и пришлось пересмотреть все жизненные приоритеты.
— Скажу тебе по секрету, остроухий частенько посматривает на тебя так, что нам всем не по себе становится. Слава Валар, хоббиты еще этого не понимают, а то было бы неловко, они же еще такие молодые, — шепчет Гимли так, чтобы это могла услышать только я. Шокировано смотрю на гнома, а он лишь кивает на свои слова.
— Не беспокойся об этом, — заверяю я сердобольного Гимли, после чего мы все начинаем собирать одеяла и некоторые вещи.
Быстро позавтракав, Митрандир дает понять, что нам нужно пошевеливаться. И эта перспектива очень уж не нравится хоббитам, которые, несмотря на долгий сон, чувствуют себя уставшими и разбитыми. Видимо, и во снах их догоняют кошмары.
— Конечно, мы все устали, — говорит Гэндальф, подгоняя Мери и Пиппина, которые еле волочат ноги. — Но лучше отдохнуть снаружи. Надеюсь, никто не рвется провести под землей еще одну ночь?
— Нет уж, хватит! — тут же отзывается Боромир, идя чуть ли не впереди всех. Весь отряд быстро его догоняет, а Гэндальф встает во главе. И снова нас ждут нескончаемые проходы и ступеньки. Проходим под северной аркой, и на наше удивление видим, как впереди становится значительно светлее.
Через еще несколько шагов все могут разглядеть полуоткрытую каменную дверь. И яркий свет льется именно из-за нее. Само собой, мы все заходим в помещение, залитое рассветным тусклым светом. Это настолько непривычно после долгих дней блуждания практически вслепую, что приходится прикрыть глаза. И только когда зрение-таки привыкает к солнечному свету, могу осмотреть комнату.
Свет попадает в помещение через дыры в стенах. В одной из таких дыр могу разглядеть малюсенький кусочек голубого неба. Не знаю, как у остальных, а у меня это вызывает неописуемый восторг. Увидеть сейчас небо — это как выжить в самом страшном сражении. Именно небо я бы хотела увидеть, если бы вражеская стрела пронзила меня в самое сердце.
Осматриваю теперь уже саму комнату. И замечаю, что столб света падает на некое каменное возвышение. Сердце уходит в пятки, ведь этот предмет настолько сильно напоминает гроб с белой каменной плитой сверху.
Нехотя подхожу ближе и прикасаюсь к высеченным на надгробии рунам. Замечаю несколько языков. Рука начинает трястись, а сердце больно сжимается в груди, когда пробегаюсь по строчкам, выбитым в камне. Я знала все это, чувствовала, но видеть собственными глазами — это уже слишком.
— Балин, сын Фундина. Государь Мории, — скорбно произносит Гэндальф, замечаю его опечаленный взгляд. Гимли же продолжает стоять молча, лишь сильнее натянул на лицо капюшон.
Утрата друзей — одна из самых болезненных. Кажется, будто еще совсем недавно я, вместе с неумными гномами, шествовала до Одинокой горы. А вот сейчас я стою около могилы одного из них. Словно мало народу гномов потерь. На негнущихся ногах отхожу в сторону. Небо уже не кажется мне таким уж и голубым. Хочется уйти в тень, спрятаться от жестокой реальности.